2
Спортивный клуб
Айман аль-Завахири, человек, способный повести авангард Кутуба, вырос в тихом пригороде для среднего класса под названием Маади, пятью милями южнее Каира. Трудно представить, что это место могло стать колыбелью революции. В начале XX столетия консорциум египетских финансистов еврейского происхождения, намереваясь создать на восточном берегу Нила, среди бедуинских сел и плантаций гуавы, своего рода английскую провинцию, начал продавать подряды на застройку участков. Большие виллы стояли ровными рядами. Заказчики задавали все параметры, от высоты заборов до цвета ставней. Подобно основателю Грили Натану Микеру, создатели Маади мечтали об утопическом уголке, который был бы не просто чистым и безопасным, но, не в пример современному миру, весь проникнут духом толерантности и свободы. Они сажали эвкалипты, чтобы отпугивать мух и москитов, и разводили сады, чтобы воздух наполнялся ароматами роз, жасминов и бугенвиллей. Многие из первых поселенцев были британскими офицерами и государственными служащими. Их жены создали клуб садоводов и литературный салон. В городке обосновались и еврейские семейства, которые к концу Второй мировой войны составляли почти треть населения. После войны Маади превратился в поселение беженцев из Европы, американских бизнесменов, миссионеров, а также египтян, говоривших за обедом по-французски и следивших за матчами по крикету.
Центром этого сообщества был спортивный клуб Маади. Основанный в то время, когда британцы оккупировали Египет, он отличался от других клубов тем, что принимал в свои ряды египтян. Деловое сообщество часто проводило время на поле для гольфа, или отправлялось к пирамидам, или путешествовало по берегам Нила. Послеобеденный чай британцам подавали в павильон. Среди аристократов, загорающих возле водоема, неслышно скользили нубийские официанты со стаканами «Нескафе». Длинноногие фламинго пробирались сквозь лилии в садовом пруду. Сточки зрении основателей Маади, спортивный клуб был идеальным образом Египта — утонченным, светским, этнически разнообразным, но укладывающимся в британские представления о классах.
Правила основателей не могли противостоять давлению растущего населения Каира, поэтому в шестидесятые годы рядом с этим экзотическим сообществом пустил корни другой Маади. Шоссе № 9, проложенное вдоль железной дороги, отделило фешенебельную часть от района «балади»[14] — исторической части города, где невозможная древняя нищета Египта представлялась во всей красе. Запряженные ослами тележки громыхали по немощеным улицам, архаичного вида торговцы продавали арахис и бататы, висящие над мясными прилавками туши были облеплены тучами мух. В этой части города жили и немногочисленные представители среднего класса, в том числе преподаватели и мелкие чиновники, которых привлекал чистый воздух Маади. Они понимали, что пересечь дорогу и вступить в клуб почти невозможно.
В 1960 году из Гелиополиса в Маади переехали доктор Мохаммед Раби аль-Завахири и его жена Умайма. Раби и Умайма принадлежали к двум самым уважаемым семействам Египта. Клан Завахири уже считался потомственной медицинской династией. Раби служил профессором фармакологии в университете «Айн Шаме». Его брат был высококвалифицированным дерматологом и экспертом по венерическим заболеваниям. Династия, которую они основали, продолжилась в следующем поколении — в 1995 году. В некрологе инженеру Кашифу Аль-Завахири в каирской газете упоминались сорок шесть представителей этой фамилии. Более тридцати из них стали врачами, химиками или фармацевтами, рассеянными по всему арабскому миру и Соединенным Штатам. В другой ветви рода Завахири был посол, судья и член парламента.
Прежде всего, имя Завахири ассоциировалось с религией. В 1929 году дядя Раби Мохаммед аль-Ахмади аль-Завахири стал ректором «Аль-Азхара», тысячелетнего университета в центре Старого Каира, который до сего времени является центром исламской учености на Ближнем Востоке. Его руководитель обладает в мусульманском мире авторитетом, сравнимым с папским статусом в христианстве. Имама Мохаммеда вспоминают как энергичного реформатора этого учреждения, из-за чего он стал непопулярным среди консерваторов и в конце концов был изгнан из своего кабинета в результате студенческих забастовок. Отец и дед Раби также преподавали в «Аль-Азхаре».