Потом мы еще побродили немного по «золотым копям» и нашли, что работать там ничуть не слаще, чем в угольной шахте: труд рабочих столь же тяжек и, добывая желтый металл, сами они остаются с пустыми руками, их доля — лишь изнурение да желтые лица.
От подземного холода кровь застыла в наших жилах, и мы поспешили подняться наверх, из чрева выставки на ее хребет. Немного постояли, протирая руками глаза, ослепшие от яркого света дня, и молча пошли дальше, свежим воздухом наслаждаясь и в разговоры не пускаясь.
Некоторое время спустя наш ученый друг обратил наше внимание на «литейный двор», где отливали пушечные стволы, там были выставлены производимые во Франции самые большие стволы в мире. Он сказал.
Ученый: Это третий столп цивилизации. Вы уже видели первый столп — уголь, и второй — золото, а третий — это железо.
Друг: «…и низвели железо, в нем сильное зло и польза для людей»{357}.
Ученый: Да, золото добывают затем, чтобы купить на него угля, чтобы выплавлять с его помощью железо, чтобы производить из него любое оружие, орудия и все, что пожелает человек, самое удивительное и необыкновенное. Этот черный уголь — основа всего, сегодня это второй хлеб человека в цивилизованном мире, он дарует благоденствие и довольство, и в нем же зло, пагубное для человека. А как трудно добывать его! Он загоняет миллионы людей под землю, и они опустошают ее внутренности, извлекая добываемое на поверхность, себе же на горе! Говорят, что они трудятся ради удобной и счастливой жизни, но сами-то они проводят жизнь в труде и в страданиях. Приходят в этот мир с плачем и уходят плача. Самое, как утверждают, совершенное создание, человек, проживает свой век хуже животного!
Паша: Сколько сегодня углекопов во Франции? И сколько получает рабочий за день работы?
Ученый: На угольных шахтах работает сто тысяч человек. Они добывают двадцать семь миллионов тонн угля, которые продаются за двести шестьдесят миллионов франков. Шахтер работает под землей на глубине сотен метров в постоянной опасности. За год происходит тысяча пятьсот несчастных случаев, жертвами которых становится множество погибших и раненых. Это не считая заболевающих грудными и легочными болезнями от вдыхания вредных газов. Работают они по сменам, одни — днем, другие — ночью. У них жены и дети, а зарплату они получают от двух до пяти франков в день!
Паша: А куда же идут эти сотни миллионов, выручаемые от продажи угля, добываемого тяжким трудом?
Ученый: В карманы горстки владельцев компаний, которые тратят их на свои прихоти или копят. И не думайте, что несчастные несколько франков, составляющие зарплату рабочего, попадают в его руки. Большинство компаний строят жилые дома для рабочих поблизости от шахт, а рядом открывают магазины. Так что рабочий трудится на шахте компании, живет в принадлежащем ей доме и покупает еду и одежду в ее магазине. Компания все вычитает из его зарплаты, и в конце месяца он остается ни с чем — живи спокойно и будь доволен!
Друг: Поэтому-то и возникли социалистические и другие подобные учения. Как может человек терпеть такое положение? Он трудится, как муравей, в земле копается, и чем его труд вознаграждается?
Говорил Иса ибн Хишам: Тут мы подошли к знаменитой башне, построенной способным инженером Эйфелем, и прислонились к ней спинами, размышляя о делах человека и о том, как он сходит с ума в разные времена, утверждая при этом, что он творение разумное и совершенное.
ВОСЬМОЕ ЧУДО{358}
Говорил Иса ибн Хишам: Мы рассматривали башню, пораженные ее величием и высотой. Воистину, это постройка превосходная, уникальная, в небо возносящаяся, гордо вверх стремящаяся, чудо мастерства и умения, выставки главное украшение. Не сравнятся с ней никакие замки и крепости, она выше всех гор и холмов и даже двух великих пирамид. Выше той башни, которую Хаману приказал построить фараон, упорствующий в своем неверии, сказавший: «О Хаман, построй мне башню, быть может, я поднимусь на небеса и увижу бога Моисея, которого считаю лжецом». Если бы увидел фараон Эйфелеву башню, то разрушил бы построенную Хаманом и не говорил бы: «Я ваш высший Бог», а приказал бы дать Хаману тысячу ударов плетью и повесил бы его на дереве. И что такое Вавилонская башня в сравнении с этой, вздымающейся вровень с созвездиями, дотягивающейся до Проциона{359}. Если бы долетел до ее верхушки орел, он стал бы третьим небесным Орлом{360} и свил бы себе гнездо в созвездии Малой Медведицы. Никакому поэту не хватит воображения ее описать, не прибегая к сравнениям великого с малым и грандиозного с низким, как сравнивали поэты Солнце с бокалом вина, Плеяды с гроздью винограда, Бетельгейзе с пионом, звездный дождь с жемчужным ожерельем, темную ночь с чернокожим рабом, а вечернюю зарю с пролитой кровью. Про эту башню поэт мог бы сказать, что она — новая страница, вписанная в книгу развития и прогресса, знамя, развевающееся на горизонте мира, никем не превзойденное творение науки и искусства, игла, воткнутая в карту земного шара и отмечающая центр цивилизации, перо, запечатлевшее на поверхности Луны великие достижения народов Запада, или, как утверждают некоторые, рог быка, пронзающий Землю.