Садж‛ Мувайлихи, естественно, отличается от садж‛а Хамадани прежде всего новизной и широтой лексикона — авторов разделяет восемь веков и контекст исторического времени. При этом структура садж‛а в тех местах, где текст написан садж‛ем, не претерпела радикальных изменений. Хамадани писал преимущественно короткими, рифмующимися между собой фразами. У Мувайлихи фразы неравной длины, но он часто, хотя и не всегда, делит длинные сложносочиненные предложения на короткие отрывки, рифмуя их между собой. Как и Хамадани, Мувайлихи предпочитает рифмовать существительные и прилагательные и редко использует глагольную рифму[44]. При трудности подыскания рифмы прибегает иногда к амплификации, добавляет лишние, не требуемые смыслом синонимы. К числу излюбленных тропов обоих авторов относятся сравнения и метафоры, которые Мувайлихи чаще всего заимствует из стихов средневековых поэтов. Характерный пример — сравнение великолепной современной гостиницы, залитой электрическим светом на фоне ночной темноты с негром «в белой рубахе с кожей блестящей, как эбеновое дерево в серебряной оправе» («Омда в винной лавке», наст. изд.).
И в нерифмованной нарративной прозе в «Рассказе» время от времени проскальзывает рифма и сохраняется определенный ритм прежде всего благодаря использованию синтаксических параллелизмов, как синонимических («дом, сияющий белизной и блистающий чистотой, богато обставленный и нарядно украшенный» — «Важные чиновники» (наст. изд.), «дома покосившиеся… стены обвалившиеся» — «Вакф», наст. изд.), так и создающих разносторонний образ объекта изображения («Одни неприятности от них — самого кроткого разозлят, самого благородного в грех введут, все слова извратят, сказанное переврут, всяких пакостей натворят, все замки сорвут и все ценное украдут» — «Важные чиновники», наст. изд.).
Важную художественную функцию организации структуры всего «Рассказа», фактически, его композиционного принципа, выполняют антитетические параллелизмы. Так, торжественное обращение воскресшего паши к каирской цитадели (глава «Назидание», наст. изд.) представляет собой ряд смысловых параллелизмов, описывающих крепость как символ власти, источник благодеяний и одновременно грозную силу. В дальнейшем, однако, выясняется, что ныне верховная власть далеко не так сильна, как в былые времена, и паша, узнав, что по новым законам может быть отдан под суд и посажен в тюрьму даже член хедивского семейства[45], сокрушается и выражает свое огорчение в аллегорическом образе: «согнали с вершин охранявших их горных баранов» («Суд по гражданским делам», наст. изд.).
С помощью длинной цепочки смысловых параллелизмов создается и образ шариатского суда, такого, каким он должен быть в идеале, а далее одна за другой следует ряд кратких сценок в суде, отнюдь этому идеалу не соответствующих. Подобный же прием применяется для создания, с помощью цепочки параллелизмов, «достойного» образа высших слоев общества в главах «Улемы», «Знатные люди и купцы», «Важные чиновники», «Эмиры и сыновья эмиров» и последующего «развенчания» этого образа. Тем же способом создается и идеальный образ Парижа как «второй родины» всех ищущих свободы, справедливости и защиты от угнетения, который также разрушается последующим описанием жизни низших слоев французского общества. Вплоть до того, что тяжким трудом и нищенским существованием тех, кто добывает уголь, золото и железо — «хлеб цивилизации», обогащая «обитателей дворцов», объясняется — устами очередного «друга», сопровождающего Ису и пашу в Париж, — возникновение социалистических учений.
В «Рассказе» присутствуют и некоторые реминисценции макам Хамадани. Так, сцена в доме шариатского адвоката, испытывающего терпение клиентов долгим чтением молитв (глава «Шариатский адвокат»), могла быть подсказана «Исфаханской макамой». А ситуация, в которой оказывается омда, расплачивающийся за съеденное и выпитое его прихлебателями («Омда в ресторане», «Омда в винной лавке»), — «Багдадской макамой».
Скорее всего, содержательная, бытописательная сторона макам Хамадани была для Мувайлихи не менее, а, может быть, и более важна, чем филологическая изысканность макам Харири (которые в XIX в. больше читались и даже комментировались, в лексикологическом и грамматическом аспекте, улемами-лингвистами в ал-Азхаре своим ученикам). Хотя, как уже было отмечено, стиль он вырабатывал, изучая классическую арабскую поэзию. Традиционная для классической макамы тема плутовства и попрошайничества, воплощенная у Хамадани в образе его героя — образованного и наделенного поэтическим талантом бродяги Абу-л-Фатха ал-Искандари, разрастается в «Хадисе» в картину повального обмана, коррупции и несправедливости, пронизавших собой все сферы общества. Причины же создавшегося положения честный адвокат (ему в главе «Апелляционный суд» передан монолог, в первоначальной статье произносившийся Исой ибн Хишамом) видит в неправильном воспитании молодого поколения египтян, в отсутствии у них «крепости воли», во всеобщей лени и бездеятельности, в застарелой привычке подчиняться — сначала мамлюкам и туркам, а потом европейцам, у которых заимствуется не лучшее — их энергия, целеустремленность, работоспособность, а худшее — фальшивая «позолота» цивилизации.
44
Это объясняется правилами арабского синтаксиса, согласно которым глагол ставится в начале предложения, а также изоморфностью отглагольных имен, облегчающей подыскание рифмы. При переводе на русский язык число глагольных рифм неизбежно возрастает, тем более когда в тексте описываются действия и жесты персонажей.