Да и странноват этот Сайлас, надо бы с ним поосторожнее.
— Ладно. Ведите к телу.
***
Холодильная нашлась в подполе лекарской. Флин спустился по узкой лестнице вслед за Сайласом — тот шел впереди с лампой в руке. Кожу сразу обдало холодом, мороз забрался за воротник плаща, который еще не успел просохнуть. На нижней ступеньке в голове ударило особенно мощно — Флина повело, и он чуть не влетел плечом в темную стену. Лекарь, к счастью, не заметил. Он вышел к центру небольшого помещения и повесил лампу на потолочный крючок. Мягкий свет упал на длинный металлический стол и нечто, закрытое серой дерюгой.
Сайлас без лишних церемоний скинул покрывало на пол и чересчур манерно сделал приглашающий жест.
Флину за десять лет работы доводилось видеть всякое. В городе убивали не менее жестоко и изощренно, чем на окраине. Он рассматривал изуродованные трупы, которые оставляли за собой местные банды, устранявшие неугодных. Видел целые свалки продырявленных пулями тел, остававшиеся после разборок Кровавых когтей и Воронов Беркса. Попадались ему и жертвы маньяков — за одним таким он шел по трупам целый год. Но это...
Есть бутерброды там, наверху, было опрометчиво. Сейчас они настырно просились обратно, но Флин попытался сосредоточиться.
Берн Недерсон неплохо сохранился, тут надо отдать должное Сайласу. Потому что наверняка очень трудно обрабатывать тело, когда оно больше походит на кашу из костей и мяса, чем на человека.
— Органов нет, — свой собственный голос показался Флину чужим в этой холодной каморке.
— И это не моя работа, уж поверьте.
Флин медленно обошел вокруг стола. Бедный Берн выглядел так, словно некий гигант взял его в кулак и хорошенько сжал в комок.
Это нереально. Для человека — нереально.
— Я так понимаю, что его так и нашли.
— Конечно, иначе бы я вам его сейчас не показывал, — Сайлас пожал плечами.
— И остальные двое?..
— Выглядели так же, да. Нет, ну не ровно одни в один, конечности сломаны по-разному, но в целом — да. И голова у всех набок, грудная клетка вскрыта, внутренних органов нет. И, судя по всему, они все умерли от травм. То есть ломали их еще живыми.
Флин подавил рвотный позыв. Холода он уже не замечал. Конечно, он видел кровавое месиво в мыслеобразах старосты, но вблизи все оказалось еще хуже.
Сайлас расслабленно стоял в ногах у трупа, сложив руки за спиной, и смотрел на лампу.
— Еще вопросы? — сказал он.
— Это... — Флин помассировал виски пальцами, отвлекая себя от боли. — Это возможно сделать в одиночку?
Лекарь развел руками:
— Не знаю. Но думаю, что возможно. Если это сильный, крепкий человек. Очень сильный. Вот так вскрыть грудь — ну, это нелегко. Следов от пилы или ножа на костях нет. Вообще нигде нет. Их ломали, вырывали. Похоже — без инструментов. Следов от ударов тупыми предметами я тоже не нашел.
— Это что, голыми руками?
— Почти. Грудь, скорее всего, продырявили чем-то грубым, но острым. И наверняка — тяжелым. На ребрах и теле грудины есть отметки. Но это все.
Невозможно. Но если Сайлас прав, то это сужает поиски — много ли в Глухом логе настолько мощных людей? Доуэлл не мог об этом не подумать, но почему-то ничего не сказал. Хотя, возможно, написал об этом в своей папке — нужно поскорее ее пролистать. И есть тут что-то еще... Что-то немного не сходится.
— Сколько времени нужно, чтобы сделать с человеком... такое?
— Ну, это уже не совсем ко мне, — лекарь нахмурился. — Я еще людей не потрошил. Во всяком случае — живых. Но думаю, что не шибко много. Работа очень грубая, сила нужна нереальная, но по времени... Вряд ли это долго.
И все же. Первого, Виктора, видели ночью живым, а утром он уже был вот таким. И никто ничего не слышал, хотя тело лежало на пороге его же лачуги. Это странно, но пока не главное.
Несмотря на жар в башке, Флин снова вызвал перед глазами все три мыслеобраза Доуэлла. Тело у дома, на опушке леса, на крыше... Так, что там говорил староста? Вот оно!
— Сайлас, вы же всех троих осматривали?
Лекарь кивнул. Он уже успел поднять с пола дерюгу и снова прикрыть ею тело. Останки Берна теперь напоминали просто кучу тряпья, небрежно сваленного на столе. Ни за что не подумаешь, что под тканью спрятано то, что еще недавно было человеком.
— Конечно, кому еще этим заниматься? Не этой же... А, не важно.