Выбрать главу

"А почему бы и нет?" сказал Юсуф.

"А почему бы и нет?" - ответил ибн Тахир. "Потому что Пророк прямо сказал, что чудеса происходят только в древние времена. Он запретил их во время своего правления и после него".

Юсуф не знал, что ответить.

Затем Джафар произнес. "Нам не нужно видеть чудо в том, что Аллах дал Сайидуне ключ от рая. В конце концов, даже Пророк не считал чудом свое путешествие на небеса с архангелом Гавриилом".

"Хорошо, тогда давайте предположим, что Сайидуна был просто получателем особой милости Аллаха", - продолжил Ибн Тахир. "Остается вопрос, когда, где и каким образом Аллах дал нашему господину ключ от райских врат".

"Аллах явился Сайидуне в виде горящего куста или столба дыма, - предположил Сулейман, - так, как он являлся предыдущим пророкам. Он мог дать ему ключ таким образом, как дал Моисею скрижали закона на горе Синай".

"Я могу представить себе все это", - сказал ибн Тахир, все больше и больше распаляясь. "Я просто не могу смириться с тем, что мы живем рядом с таким славным и могущественным пророком".

"Может быть, вы не чувствуете себя достойным?" сказал Сулейман с улыбкой. "Чем мы хуже людей прежних времен?"

Ибн Тахир в смятении огляделся вокруг. Он увидел лица, выражавшие крайнюю степень религиозного рвения. Нет, они не могли понять, что так сильно озадачивает его и заставляет сомневаться.

"Я думаю, что более вероятным, чем предположение Сулеймана, - предложил Джафар, - является то, что Аллах послал какого-нибудь ангела, чтобы тот забрал Сайидуну на небо. Там Аллах мог легко вручить ему ключ от рая".

"Так или иначе, - резюмировал ибн Тахир, - вопрос теперь в том, какова природа этого ключа. Ведь мы должны предположить, что ни Аллах, ни рай, ни все вещи в нем не состоят из той же субстанции, что и наш мир. Так как же возможно, чтобы среди нас, здесь, на земле, существовал предмет, сделанный из вещества другого мира? Можем ли мы воспринять его нашими органами чувств? А если бы и могли, то был бы это все равно небесный объект?"

"Ты задал отличный вопрос, внук Тахира, - просиял Юсуф, удовлетворенно потирая руки.

"Если хотите знать мое мнение, эта дискуссия вышла за рамки дозволенного", - предупредил Наим.

"Кто тебя спрашивал, сверчок?" - сказал Сулейман, заглушая его. "Как будто нам есть дело до того, что ты думаешь".

"В Коране сказано, - сказал Джафар, - что после смерти праведники примут участие в жизни рая и его радостях в формах, аналогичных земным. Благословенные будут обладать теми же чувствами, что и в этом мире, и теми же удовольствиями. С этой точки зрения, предметы в другом мире не будут сильно отличаться от предметов здесь. И поэтому вещество, из которого сделан ключ от рая, может напоминать вещество земных вещей".

Обейда внимательно и молча слушала все это время, а теперь лукаво улыбалась.

"У меня есть хорошее объяснение, которое может прояснить всю эту загадку с ключом Аллаха", - сказал он. "Мы слышали, что этот ключ открывает ворота в рай и что он находится у Сайидуны, который живет среди нас, на земле. Значит, этот ключ открывает врата в рай извне, со стороны земли. Это значит, что, независимо от природы рая, ключ Сайидуны открывает врата с земли, поэтому он должен быть сделан из земной субстанции".

"Ты отлично придумал!" воскликнул Юсуф.

"Изящное объяснение, - согласился ибн Тахир.

"Обейда хитра, как рысь, - рассмеялся Сулейман.

"Нам нужно спросить у даи Ибрагима, действительно ли это правильный ответ", - беспокоится Наим.

"Тебе не очень-то рады с таким вопросом, мой маленький комочек радости", - возразил Сулейман.

"Почему бы и нет?" раздраженно спросил Наим.

"Потому что, если ты не заметил, преподобный дай Ибрагим требует, чтобы мы отвечали только на то, о чем нас спросили. Если ты, мой маленький сопляк, попытаешься затмить его, то совершишь фатальный просчет".

Все послушники рассмеялись, а Наим покраснел от гнева. Но Юсуф, для которого запутанные и заученные дискуссии доставляли огромное удовольствие, сердито посмотрел на Сулеймана, а тот сказал своим спутникам: "Давайте, продолжайте, друзья".

Но тут рог призвал их к пятой молитве.

После ужина ибн Тахира одолела усталость, и он решил не идти на вечернюю прогулку вместе с остальными. Он удалился в спальню и лег на свою кровать.

Долгое время он не мог сомкнуть глаз. Перед глазами проносились образы всего того, что он пережил в Аламуте. Пожалуй, приветливый даи Абу Сорака и строгий капитан Манучехр больше всего напоминали ему о прежней жизни за пределами замка. Но полуабсурдный, полузагадочный аль-Хаким, а затем даи Абдул Малик, наделенный чудовищной силой, и более всего загадочный и мрачный даи Ибрагим открыли ему совершенно новый мир. И он уже начал понимать, что у этого нового мира есть свои жесткие правила, что он организован и управляется изнутри, изнутри наружу, и что его структура последовательна, логична и завершена. Он входил в него не постепенно. Его втянули в нее. И вот теперь он оказался в самом ее сердце. Еще вчера он был снаружи, вон там. Сегодня он был полностью в Аламуте.

Его охватила печаль оттого, что он покинул тот прежний мир. Ему казалось, что путь назад теперь закрыт навсегда. Но он уже чувствовал в себе напряженное ожидание будущего, страстное любопытство к тайнам, которые он ощущал вокруг себя, и твердую решимость ни в чем не отставать от своих сверстников.

"Ну что ж, хорошо. Я теперь в Аламуте", - сказал он почти вслух. "Зачем мне оглядываться назад?"

Но потом он еще раз мысленно вызвал в памяти свой дом, отца, мать и сестру и молча попрощался с ними. Образы стали исчезать, и в сладостном предвкушении грядущих событий он крепко уснул.

ГЛАВА 3

Вскоре Халима полностью освоилась с новым окружением и новой жизнью. По каким-то странным, необъяснимым обстоятельствам она всегда получала все, что хотела. В основном она нравилась всем - и людям, и животным. Иногда даже Апама кривила свои иссохшие губы в снисходительной улыбке на какую-нибудь глупость. Халима в полной мере пользовалась своим положением, становясь одновременно упрямой и дразнящей, и считала само собой разумеющимся, что мир естественным образом подчиняется ее желаниям, которые по большей части были достаточно примитивными.

Сара покорилась ей первой и самой безропотной из всех. Малейший кивок Халимы был ее приказом, и она была счастлива, если могла быть покорной ей во всем. Она была прирожденной рабыней, преданно исполняющей все прихоти и раздражения Халимы. Если Халима каким-либо образом показывала, что предпочитает кого-то из других своих спутниц, Сара становилась удрученной и несчастной.

Так обстояли дела днем.

Но ночью, едва девочки зарывались в подушки и Зайнаб засыпала, Сара пробиралась к кровати Халимы, забиралась под одеяло и начинала целовать и ласкать ее. Поначалу Халима в какой-то степени сопротивлялась. Однако со временем она привыкла к этому и научилась спокойно терпеть. Она понимала, что, вероятно, ей приходится чем-то жертвовать за те бесчисленные услуги, которые Сара оказывала ей днем. Но она была не в силах вынести постоянную ревность Сары. Халиме нравилось осыпать ее благосклонностью во всех направлениях. Ей нравилось бросать свои ласки всем подряд, льстить сначала одному человеку, потом другому, и она не терпела, чтобы кто-то ее задерживал. Всякий раз, когда она замечала, что Сара смотрит на нее глазами, полными тоскливой ревности, она специально мучила и провоцировала ее. Когда же они оставались наедине и Сара осыпала ее упреками, она обычно угрожала никогда больше не смотреть на нее.

Видимо, у Сары была какая-то врожденная потребность служить кому-то из любви и подчинять себе любое желание этого человека, даже ценой бесконечной мучительной ревности. Халима же, напротив, наслаждалась жизнью, молодостью, солнцем, как птица или бабочка. Ей казалось совершенно естественным стать центром интереса и внимания, чтобы весь мир вращался вокруг нее.