Аланна еле держалась на ногах от усталости, когда звон далекого колокольчика созвал учеников внутрь. Вместе с остальными она поспешила в пажеское крыло мыться и переодеваться, а когда справилась, у нее уже слипались глаза, однако дневные труды еще не были окончены. Гарри потряс ее за плечо, вырвав из объятий короткого сна, отвел в обеденную залу и поставил возле двери на кухню. Аланна передавала готовые блюда пажам и забирала у них грязную посуду.
За ужином она клевала носом. После еды Гарри проводил ее в маленькую библиотеку и напомнил об уроках, которые нужно сделать на завтра. Он помог ей заучить стихотворение, а потом ушел, оставив разбираться с арифметикой. Аланна кое-как решила три задачки из четырех и провалилась в сон, уронив голову на стол. Слуга нашел и разбудил ее как раз перед отбоем. Она рухнула в кровать и тут же заснула.
Проснувшись наутро, Аланна застонала: все мышцы задеревенели и при малейшем движении отзывались болью. Тело покрывали кровоподтеки всевозможных размеров. Кряхтя, Аланна приготовилась к новому дню, хотя и сомневалась, что переживет его.
Все было, как вчера, только хуже. Учитель арифметики задал ей четыре новых задачи плюс еще три в наказание за одну, которая осталась нерешенной накануне. Учителю чтения не понравилось, как Аланна декламирует стихотворение, и потому он велел ей заняться письменной речью, то есть, к завтрашнему дню переписать на бумагу стихотворение длиннее предыдущего. Преподаватель хороших манер дал к прочтению новую главу учебника и заставил целый час упражняться в поклонах.
Вторая половина дня стала сущим кошмаром. Из-за того, что руки и ноги Аланны не гнулись, а все тело болело, она чаще допускала промахи. Соответственно, и дополнительных занятий схлопотала больше.
– Смирись, – добродушно посоветовал Гарри. – Выполнить все просто невозможно. Делай, сколько можешь, и молча получай взыскания. Порой мне кажется, нас именно к этому хотят приучить: принимать все что уготовано и не раскрывать рта.
У Аланны не было настроения обдумывать это высказывание. Вернувшись к себе вечером, она была усталой, задерганной и расстроенной.
– Собирай вещи, – с порога приказала она Кораму. – Мы едем домой.
Корам сидел на кровати и чистил свой меч. Он спокойно посмотрел на девочку.
– В самом деле?
Аланна принялась мерить шагами комнату.
– Я больше не могу, – призналась она. – Тут сдохнуть можно. Никто не выдержит долго в таком режиме. Я не…
– Вот уж не думал, что ты испугаешься трудностей. Значит, сбегаешь?
– Не сбегаю! – выкрикнула Аланна. – А… протестую! Да, протестую против несправедливого обращения и против тренировок до упаду. Я хочу, чтобы у меня оставалось время на отдых, хочу…
– «Хочу, хочу, хочу»… Здесь учат кой-чему другому. На свете не все и не всегда происходит по твоему желанию. В первую голову, научись дисциплине.
– Дисциплина, говоришь? Да это просто жестокость! Я не могу и не хочу терпеть дальше. Кажется, я ясно сказала – собирай вещи!
Корам тщательно стер с сияющего лезвия крохотное пятнышко грязи и бережно положил оружие на кровать. Вздохнув, опустился на колени, пошарил под кроватью и достал оттуда сумки.
– Как прикажешь, – пожал он плечами. – А я-то считал, что не зря тратил на тебя время. Вот вам, пожалуйста, еще одна изнеженная барышня.
– Я не изнеженная барышня, – завопила Аланна, – но и не сумасшедшая! Я тружусь без передышки от рассвета до заката, а то и позже, и конца-края этому не видно! Мое свободное время – одна насмешка. Уже к началу третьего урока у меня целый список дополнительных занятий! Я должна все успевать, а если не успеваю, меня опять наказывают. Я, видите ли, должна учиться падать, по десять раз кланяться и повторять один и тот же стих, и это при том, что в Требонде я была лучшей охотницей, а стоит сказать хоть слово, мигом заработаешь новую порцию уроков!
Корам сел на пол.
– Ты знала, что тебя ждет, когда собиралась сюда, – напомнил он, глядя на Аланну. – Никто и не говорил, что стать рыцарем легко и просто, я уж точно такого сказать не мог. Наоборот, я предупреждал, что путь к рыцарству – это тяжкий труд, ежедневный, а порой и еженощный. Не прошло и двух дней, а ты уже бежишь!
– Нет, не бегу!