В чем древние проявляли поистине впечатляющую находчивость, так это в унижении других этнических групп. Некоторые римляне увековечивали свое превосходство военными монументами или высекали на стенках своих саркофагов сцены, изображающие разгром врагов; римские граждане, которые и после смерти хотели демонстрировать свой мирской успех, часто пользовались этим декоративным мотивом. Горожанин мог купить красочные статуи, чтобы украсить сад: вот здесь умирающий галл, а там – «героический дикарь» из Галатии, совершающий самоубийство. Чувство культурного превосходства, укоренившееся среди римлян, пережило даже их собственную империю. В Средние века, спустя столетия после падения Рима, монахи обменивались короткими списками{26}, в которых перечислялись худшие черты характера иностранцев с использованием тропов, позаимствованных из трудов классических авторов. Персы были неверными, египтяне – лукавыми, галлы – обжорами, саксы – глупыми, а евреи – завистливыми. Африканцы были непоследовательными, лангобарды – тщеславными, а греки, которым всегда припоминали того деревянного коня, – лживыми. Некоторые из латинских выражений, должно быть, становились поводом для смеха за средневековым обеденным столом, когда братья-христиане оттачивали свое остроумие на живых мишенях. Их монастыри сохранили лучшее из древних знаний и худшее из римских привычек, чтобы позже европейцы могли сполна воспользоваться этим наследием.
Среди тех, чья жизнь безвозвратно изменилась после нападения Алариха на культурную столицу Римской империи, был двадцатишестилетний молодой человек по имени Гонорий. Будучи вовлеченным в политику с юных лет, он не знал ничего, кроме «золотых ложек» дворцовой жизни, как блестяще заметил один латинский поэт, и пришел к власти после скоропостижной смерти своего отца. Пятнадцать лет он носил почетный титул Августа, или императора, – властелина империи, которая, согласно предсказанию Вергилия, будет простираться «до пределов вселенной»{27}.
В годы, предшествовавшие той ночи двадцать четвертого августа 410 г., юношеская неопытность, которая могла пагубно сказываться на решениях императора, не беспокоила большинство римлян. Опекуны из семейного круга и царедворцы всегда приходили на помощь со своими полезными советами. Но в это кризисное время именно он должен был править Римом, хотя сам в тот момент даже не находился в столице. Соправитель Гонория, его девятилетний племянник Феодосий II, укрылся в Константинополе. Гонорий предпочел дворец на севере Адриатического моря, недалеко от военного порта в Равенне – достаточно безопасное место, где он смог править еще тринадцать лет после нападения Алариха.
Никто не обвинял двух молодых императоров в том, что они решили жить за пределами Рима. В предшествующем столетии так поступали почти все преемники Цезаря – по административным, дипломатическим и стратегическим причинам. Чтобы управлять более чем сотней заморских владений, многие из которых сталкивались с серьезными внешними угрозами, императоры стали обустраивать свои резиденции в разных частях империи.
Вскоре после того, как император, его семья и их свита перебирались в свои новые резиденции, жители городов, которые раньше находились на периферии римского мира, замечали, что их экономический и культурный уровень вырос. Такие города, как Трир на реке Мозель, притоке Рейна, Никомедия в Западной Турции и Антиохия у сирийского побережья Средиземного моря, превратились в респектабельные центры деловой и политической жизни. Ко времени правления отца Гонория обязанности императора обычно были разделены между главами двух областей – западной и восточной – чтобы громоздкому политическому аппарату Рима было легче собирать налоги, управлять своей обширной сетью судебных инстанций и в случае необходимости развертывать войска.
26
"On Peoples' Qualities", discussed and translated by Andrew Gillett, "The Mirror of Jordanes: Concepts of the Barbarian, Then and Now", in