– Никто не потребовал от меня дать свидетельские показания. А как там ваш приятель Райл Шермац? Где он?
– Передачи денег именно из рук в руки он не видел. Странный человек, этот Шермац! Душа у него, как ртуть. Глиннес поднялся.
– Значит, уходим отсюда. Вам здесь совершенно нечего делать. Если хотите, чтобы вас не беспокоили, поживите, никого не ставя об этом в известность, неделю-другую на Рабендари.
Акади почесал подбородок.
– Что ж, а почему бы и нет? – Он пренебрежительно постучал ладонью по бумагам. – Разве фаншеры что-то смыслят в таких вещах, как оригинальность, изысканность, интуиция? Они посадили меня учетчиком. – Он встал из-за стола. – Я покидаю этот лагерь. Фаншерад становится все более скучным. В конечном счете этим парням никогда не покорить вселенную.
– В таком случае – в путь, – сказал Глиннес. – Вам ничего не надо взять с собой? Тридцать миллионов озолов, например?
– Эта шутка потеряла былой смак, – сказал Акади. – Я ухожу как есть, и чтобы хоть как-то отметить свой уход, дополню выполненные мной подсчеты своеобразным уравнением. – Он быстро и размашисто черканул что-то на бумаге, затем перебросил через плечо. – Я готов.
Наземный экипаж покинул Долину Зеленых Призраков и к эвнессу прибыл в Сиркани. Акади и Глиннес расположились на ночь в небольшой деревенской гостинице.
В полночь Глиннеса разбудили возбужденные голоса, а еще через несколько минут послышались звуки бегущих ног. Он выглянул в окно, однако на залитой звездным светом улице все было тихо. Решив, что шумели подвыпившие гуляки, Глиннес завалился в постель.
Утром ему рассказали, чем был вызван ночной переполох. На протяжении всего вечера треване на своем сборище впадали во все большее и большее буйство. Они ходили по кострам, неистовствовали в своих необузданных плясках, их «Гротески» – так называют они своих пророков – надышавшись чада, издаваемого кореньями некоторых лесных трав, громкими нечленораздельными выкриками изрыгали судьбу всей расы треван. Воины отвечали им безумными криками и завыванием, а затем бегом пустились по залитым звездным светом холмам и, высоко подпрыгивая и воинственно размахивая ножами, напали на лагерь фаншеров.
Это нападение отнюдь не застало врасплох фаншеров. Они пустили в ход бластеры и притом с не знающей никакой меры жестокостью. Несущиеся лавиной с горных склонов треване на полном бегу превращались в безжизненные статуи, охваченные голубым пламенем. Атака захлебнулась. Находившиеся в первых рядах нападавших особо пылкие противники фаншеров усеяли своими корчащимися в муках телами все склоны на подступах к лагерю, и начавшееся было сражение на этом и закончилось – часть треван погибла, остальные разбежались в таком же ужасе и отчаянии, с каким была проведена и первая их атака. В гнетущем молчании фаншеры глядели вслед убегающим. Они победили – и они же оказались потерпевшей поражение стороной. Фаншераду больше уже никогда не бывать тем, чем он был до того. Внутренний огонь и жизненная сила оставили его, и только безрадостный труд ждал его радетелей.
Акади и Глиннес вернулись на Рабендари без происшествий, однако холостяцкая атмосфера, царившая в доме Глиннеса, раздражала Акади и уже к концу первого же дня пребывания на Рабендари он решил вернуться на Акулий Зуб.
Глиннес позвонил Марче, но теперь настроение матери было совершенно иным. Перспектива возвращения Акади вызвала у нее немалое беспокойство.
– Здесь сейчас такой переполох, что у меня прямо раскалывается голова. Лорд Генсифер требует, чтобы Акади немедленно с ним связался. Он не прекращает изводить меня своими звонками, а тон, с каким он со мной разговаривает, становится все более и более враждебным.
Акади, больше уже не в силах сдерживать волнение, дал полную волю своей ярости.
– Как он смеет меня запугивать? Сейчас я поставлю его на место и притом очень быстро. Ну-ка свяжите меня с ним!
Глиннес позвонил лорду Генсиферу. Его лицо сразу же появилось на экране.
– Как я понимаю, вам не терпится переброситься парой слов с Джано Акади, – сказал Глиннес.
– Совершенно верно, – подтвердил лорд Генсифер. – Где он?
В поле зрения передающей камеры вступил Акади.
– Я здесь и не собираюсь делать из этого особой тайны. Однако я что-то не припоминаю, чтобы у нас с вами было какое-то дело, не терпящее отлагательства. Тем не менее, вы непрестанно звоните ко мне домой.
– А вот теперь появилось, – высокомерно выпятив нижнюю губу, произнес лорд Генсифер. – Нужно срочно обсудить вопрос, касающийся судьбы тридцати миллионов озолов.
– Почему я должен обсуждать этот вопрос с вами? – возмутился Акади. – Вы же к этому не имеете ровно никакого отношения. Вас никто не похищал, вы не платили выкуп.
– Я – секретарь Коллегии лордов и уполномочен рассмотреть этот вопрос.
– Я что-то никак не могу понять, почему вы разговариваете со мной таким тоном, – сказал Акади. – Я достаточно ясно изложил свою позицию. И не намерен больше обсуждать данный вопрос.
Лорд Генсифер на мгновение задумался, затем в конце концов произнес:
– У вас, возможно, не будет выбора.
– Я в самом деле не понимаю вас, – ледяным тоном ответил Акади.
– Ситуация крайне проста. Гвардия предоставляет Загмондо Бандольо в распоряжение шерифа Филидиса в Уэлгене. Он, несомненно, будет вынужден изобличить своих пособников.
– Меня это совершенно не касается. Пусть себе изобличает, кого считает необходимым.
Лорд Генсифер чуть склонил голову набок.
– Некто, располагающий конфиденциальной информацией обо всем, что имеет место в округе, регулярно делился ею с Бандольо. Теперь он должен разделить судьбу своего патрона.
– И вполне заслуженно.
– Позвольте мне сказать только то, что если вы припомните хоть что-нибудь, касающееся этого дела, пусть даже любой пустяк, вы можете сообщить мне об этом в любое время дня или ночи, кроме, разумеется, того дня на этой неделе, – тут лорд Генсифер соизволил добродушно хихикнуть, – на который у меня назначена свадьба с будущей леди Генсифер.
Такое заявление не могло не расшевелить профессиональное любопытство Акади.
– И кому же это суждено стать новобрачной леди Генсифер?
Лорд Генсифер полузакрыл глаза в томной задумчивости.
– Она изящна, красива и добродетельна – ей нет равных во всех этих отношениях. Она даже слишком хороша для такого как я. Я имею в виду бывшую шейлу «Танхинар» Дьюссану Дроссет. Ее отец был убит во время недавней стычки, и она обратилась ко мне за поддержкой и утешением.
– Этот день, в таком случае, доставил нам, по крайней мере, один достойный восхищения сюрприз, – сухо произнес Акади.
Лицо лорда Генсифера выразило удовлетворение услышанными словами, после чего экран погас.
В Долине тем временем воцарилось какое-то необыкновенное спокойствие. Никогда еще эта сказочная долина не казалась такой красивой. Стояла исключительно ясная погода. Прозрачный воздух, как линза из хрусталя, еще больше усиливал и без того яркие краски долины, делал их насыщенными. Более четкими стали и раздававшиеся в ней звуки, хотя и казались несколько приглушенными – возможно, те, кто находился в Долине, изрядно подугомонились и воздержались от резких или неожиданных звуков. Зажигавшиеся ночью огни были тусклыми и немногочисленными, разговоры, по сути, велись шепотом в темноте. Налет треван только подтвердил то, о чем многие уже давно догадывались – для успешного развития фаншерада его стороникам придется преодолевать довольно широкий спектр противодействующих ему сил. Наступило время решительных действий, требующее непреклонной стойкости духа! Некоторые неожиданно покинули Долину и больше их уже в ней не видели.
А на сборище треван ярость все более усиливалась и углублялась. Если кто и призывал к умеренности, то их голосов больше уже не было слышно в неистовстве барабанов, труб и нарвоунов, духовых инструментов, звуки которых обладали особой глубиной и мощностью благодаря нескольким виткам звукового канала и расширяющемуся раструбу в конце его. Ночью мужчины прыгали через костры и наносили себе ножевые раны, окропляя собственной кровью жертвенники при выполнении священных обрядов. Прибыло подкрепление – кланы треван из Дубового Урочища и Восточных пустошей. Многие были вооружены бластерами. Были откупорены и тут же распиты множество бочонков с крепчайшим самогоном особой очистки, известным под названием «рэкк», после чего воины нараспев дружно скандировали величайшие клятвы под яростный аккомпанемент нарвоунов, барабанов и гобоев.