Третьего витка не последовало. Не смея верить, покосились на Миноса.
Тот опасливо поворочал глазами и повёл хвостом, приблизив грешников вплотную к оскаленной пасти.
– Значит так, парни… – хрипло прошептал он, стараясь не шевелить губами. – Поработали хорошо, но больше пока ничего для вас сделать не можем… И так шуму много… Потаскаете до времени уголёк – а там видно будет…
Хвост развернулся, как пружина, и оба полетели во тьму.
– Так это что же?.. – кряхтя после удара оземь, проговорил Фрол. – Выходит, Минос тоже на Павла работает?..
– Выходит, так… – болезненно морщась, откликнулся дон Жуан.
Оба поднялись на ноги. Хлестнул страшный с отвычки, насыщенный угольной пылью ветер. Ожгло стужей. Вокруг чернели и разверзались карьеры второго круга. Навстречу порожняком – в тряпье, в бушлатах – брела вереница погибших душ.
– До времени… – недовольно повторил Фрол слова Миноса. – До какого это до времени?
Не отвечая, дон Жуан обхватил руками мёрзнущие плечи.
– Слушай, зябко без бушлатика-то… – пожаловался он.
– Одолжат, – сквозь зубы отозвался Фрол, вытаскивая из общей груды тачку полегче и покрепче. – Попросим – одолжат. Мы ж с тобой, считай, по второй ходке…
1984–1994
Портрет кудесника
Игорю Шахину, колдуну и четвертологу
Портрет кудесника в юности
Глушилка
И тут я включаю свой аппарат! Они в страхе, в ужасе, как перепуганные овцы!
– Вот такая ты падла… – ворчливо упрекнул заказчика старый колдун Ефрем Нехорошев, выслушав до конца его горестную историю. – Не любишь, значит, когда народ душой отдыхает?
Выходя из запоя, он всегда бывал грубоват в общении, но хамил настолько добродушно, что на него почти не обижались.
А тут попался такой клиент – спичку не поднеси. Дёрганый, руки бессмысленно перепархивают с места на место, острый кадык выставлен жертвенно и вызывающе, как у гугенота в канун Варфоломеевской ночи: нате, режьте!
– Я, между прочим, тоже народ! – завёлся он с пол-оборота. – И ещё неизвестно, кого больше: таких, как я, или…
Чародей взгоготнул.
– Больше, меньше… – лениво молвил он. – Кто громче – тот и народ, понял?
Гость стиснул зубы. Скулы и впалые бледные щёки его пошли пятнами. На мгновение показалось даже, что встанет сейчас и хлопнет дверью.
Не встал. Сдержался.
– Ладно! – бросил он. – Будь по-вашему. Такая я падла… Но в принципе-то их заткнуть можно вообще?
– Да можно… – хмуро отозвался ведун, чувствуя, что не отвяжется клиент, ох не отвяжется. А бить кудесы с похмелья Нехорошев страсть как не любил. – Всё можно… Почему ж нельзя? Наложу на тебя заклятие…
– На меня?!
– Ну не на себя же! Чик-пок – и все дела. И не будешь ты их больше слышать…
Пару секунд посетитель пребывал в оцепенении.
– Ну нет, – сказал он наконец. – Я зачем дачу покупал? Чтобы в мёртвой тишине сидеть?.. А скворцы? А лягушки?.. Опять же здороваться надо, если сосед окликнет…
– Так я ж тебя не совсем оглушу… – поморщившись, успокоил кудесник. – Лягушек будешь слышать, скворцов… соседей… если поздороваются…
Заказчик метнул быстрый недоверчивый взгляд на колдуна и погрузился в тревожное раздумье.
– Хм… Я-то думал, вы на других заклятие наложите… – с сомнением пробормотал он. – Или уж сразу на всю территорию…
– На территорию – дорогонько станет, – заметил старый чудодей.
Помолчали, соображая. На мониторе, свесив сонную морду на пыльный, слепой, чуть ли не паутиной подёрнутый экран, распростёрся лохматый котяра, но не чёрный, как можно было бы предположить, а белый с серыми пятнами. Зверюга, видимо, линял, потому что ковёр в захламлённой комнатёнке чародея являл собой подобие плохо убранного хлопкового поля.
– Одного не понимаю, – пожаловался клиент. – Зачем они с собой динамики на природу тащат? Неужели в городе не наслушались? С соседями тоже повезло… Справа – Дмитро Карабастов, слева Валерка Прокопьев, а дачные участки узенькие, ленточками нарезанные, чтобы у каждого выход к озеру был…
Хозяин комнатёнки делал вид, что слушает, даже временами кивал с сочувствием, сам же прикидывал, как бы это ему схитрить и обойтись каким-нибудь колдовством подешевле да попроще, чтобы особо мозги не напрягать. Муторно было Ефрему, маятно. А на порог заказчику тоже не укажешь – примета плохая.