Где-то вставало солнце. Зарозовели вершины гор. Начинался новый день. Дед положил руку на плечо внука и до самого дома не произнес ни слова.
ДОБРОЕ ДЕЛО
Мамадали-ата наотрез отказался дать ребятам арбу. Не забыл, как прошлой осенью Анвар и Энвер чуть не опрокинули арбу в канал, теперь не доверял им.
— Мамадали-ата, мы Анорхо́н-буви́ гузапаи привезем. Гульнара говорила, что старушке даже лепешек испечь не на чем… — старался втолковать конюху Анвар.
Но упрямый старик и слушать не хотел.
— Мы будем осторожны, ну, пожалуйста, дайте нам арбу, — вторил другу Энвер. — Мы ведь не для себя, а для жены Борон-бобо. Вот скоро приедет Борон-бобо из Ташкента и спросит у жены: «Почему в доме холодно?» А она ответит: «Твой друг Мамадали-ата, с которым вы в детстве хлеб-соль делили, которого ты всегда самыми сладкими дынями угощал, не дал арбу гузапаи привезти…»
Старик насупился, крякнул, прикрыв рот рукой. Потом тихо, извиняющимся тоном сказал:
— Только что сердешным клевера дал. Стало быть, обеденный перерыв у них. Лошади тоже должны хоть иногда отдыхать, как вы думаете?.. Приходите после обеда. Так и быть уж, впрягу вам лошадей посмирнее… Только не забудьте разрешение получить у бригадира.
Ребята направились к дому бригадира. Молчали. Видимо, оба думали об одном и том же. Бозор-ака вряд ли позволит им взять арбу. Мамадали-ата знает это, потому, наверно, и направил их к бригадиру.
…Возвращаясь из школы, Анвар догнал друга:
— Ты сейчас свободен? Надо сделать одно доброе дело. Поможешь?
За чем же дело стало! Энвер всегда готов помочь.
— Конечно, — ответил он.
— Анорхон-буви надо привезти со склада дров.
— Со склада? Склад в девятой бригаде! Это очень далеко!
— Будь он близко, старушка бы сама по полену перетаскала.
Анвар был прав. Энвер возражать не стал. Но оказывается, и доброе дело не так-то просто выполнить…
Ребята позвонили на склад. Кто-то хриплым сонным голосом ответил, что на складе нет никаких дров. Пришлось дознаться в правлении. Оказалось, что на складе дрова имеются. Главный бухгалтер сказал, что для Анорхон-буви давно выписаны несколько кубометров саксаула, а она почему-то их не забирает. Наверно, не нужны, вот и не спешит. «Если сегодня или завтра не приедет за ними, их отдадут кому-нибудь другому…» — сказал бухгалтер.
…Остановились перед калиткой бригадира, переглянулись, постояли в нерешительности. Потом Энвер набрался смелости и постучал по медному кольцу, ввинченному вместо ручки, — оно блестело, как золотая серьга. Бригадир очень не любил, когда его тревожили по пустякам в то время, когда он отдыхал. Кто знает, как он отнесется к затее ребят…
Через несколько минут из дома в накинутом на плечи полосатом стеганом халате и галошах на босу ногу вышел бригадир. Отворил калитку — на его лице отразилось удивление, потом досада. Он зевнул: видно, поднялся с постели.
— Что за нелегкая принесла вас ко мне? — спросил он хмуро.
Анвар объяснил, с чем пожаловали.
Бригадир насупился.
— Все арбы заняты, — сказал он. — Их мне не хватает, чтобы удобрение к сроку вывезти на поле. Со дня на день к нам должна комиссия из района нагрянуть. Будут проверять, подготовлены ли поля к пахоте. А что я им скажу, если мы еще и половины удобрений не вывезли?.. Вот закончим дело, тогда и до дровишек дело дойдет. Тогда сам, самолично привезу «профессорше» топлива.
— Тогда уже тепло станет. Да и Борон-бобо приедет, сам побеспокоится, — возразил Энвер.
— Отправляйтесь-ка лучше домой учить уроки. А в дела взрослых не вмешивайтесь! — возмутился бригадир. — Я-то думал, комиссия приехала, а это они, бездельники, барабанят в калитку в обеденный перерыв!..
Ворча еще что-то себе под нос, он закрыл калитку и набросил цепочку.
Все эти дни ребята думали, как помочь старушке. Можно ли играть в снежки, кататься на санках или ходить в кино, если поблизости кому-то плохо, а ты хочешь помочь и не можешь…
Анорхон-буви сидела задумчивая, засунув ноги под выстывший сандал, обложившись стеганым одеялом, зябко поеживаясь. В комнате было холодно и сыро. Зима в этом году выдалась суровая. Всего за несколько недель истопила Анорхон-буви все дрова, которые Борон-бобо заготовил, уезжая в Ташкент. А весна еще в силу не вошла — никак не обогреет землю… Анорхон-буви озябшими руками развернула почтовый конверт, вынула из него сложенный вчетверо листок. По нескольку раз в день вынимает она из-под скатерки письмо, полученное от мужа, и сосредоточенно водит взглядом по крупно и размашисто написанным строчкам, чуть заметно шевелит губами. И ей кажется, что она читает. В самом же деле она вовсе не умеет читать. А просто помнит каждое письмо наизусть. Пусть аллах пошлет Борон-бобо здоровья, не забывает он жену — пишет. Как только от него приходит новое письмо, Анорхон-буви спешит к Гульнаре, дочери своей подруги. Гульнара славная девушка, никогда не отказывает, читает. А Анорхон-буви запоминает слово в слово. «Эх, скорее бы уж вернулся… — подумала Анорхон-буви про мужа и вздохнула. — Надо же, на старости лет профессором решил стать, чудак человек…»