Выбрать главу

Раджаб потоптался, с недоумением глядя, как Анвар обеими руками разинул Суллону пасть и изо всех сил дует в нее, махнул безнадежно рукой и вышел.

Стадо разбрелось по лугу, щипля вымытую траву. Издалека доносился медный перезвон колокольца. Псы с хриплым лаем понеслись по джайляу в сторону зарослей, — видно, почуяли лису, а может, волка. Саттар-ота неподвижно стоял на возвышенности. К нему быстро, перескакивая с бугра на бугор и разливаясь вширь, приближался ярко-желтый свет, — наступало солнце, оттесняя тучу за горы. Раджаб вскинул на плечи ярлыгу — длинный посох с крюком на конце и, взявшись за его концы руками, зашагал к овцам — навстречу теплу и вечерней заре.

Анвар действовал умело. Ему, пожалуй, впервые подумалось, что он недаром ходил на кружок МПВО, где учили оказывать первую помощь пострадавшим. Учитель говорил, что если это умение понадобится хотя бы один раз в жизни, значит, время потрачено не зря. Анвар смазал ожоги Суллона бараньим салом, потом посыпал солью, чтобы мухи не садились. Состриг шерсть вокруг ран и, достав из аптечки бинт, плотно перевязал их. Теперь Суллон был весь в бинтах, как запеленатый ребенок. Он дрожал, будто озяб. Анвар укрыл его мешковиной и вышел из палатки.

Раджаб подошел к Саттару-ота.

— Ну, как там? — спросил у него старый чабан.

Раджаб пожал плечами. Саттар-ота, будто чем-то недоволен, сердито буркнул:

— Я, кажется, трубку забыл. Схожу за ней. Ты погляди, чтобы овцы не ложились на мокрую землю. А то простудятся и начнут кашлять. Сегодня всю ночь их придется перегонять с места на место.

Старик степенно зашагал к палатке. Чабаны и радость и горе приемлют одинаково спокойно. Саттар-ота не хотел, чтобы его волненье было замечено, и делал вид, будто не особенно обеспокоен случаем, происшедшим с их любимым псом. Но чем ближе он подходил к палатке, тем быстрее становились его шаги. У входа он остановился, чтобы перевести дух. Нетерпеливо вынул из кармана трубку, жадно закурил. Прислушался, желая узнать, что там происходит внутри палатки. Но было тихо. Он нервным движением откинул полог.

Анвара в палатке не было. Саттар-ота присел на кошму рядом с Суллоном и провел рукой по бинтам, стянувшим спину пса.

— Ну как, дружище, выдюжишь?

Суллон лизнул ему руку.

— Лежи спокойно, не шевелись… Посижу возле тебя, трубку выкурю…

Саттар-ота потянулся к сумке, вынул брынзу, завернутую в белую тряпицу. Отщипнув кусок, подал на ладони Суллону. Тот наморщил ноздри и неохотно лизнул угощение.

— Ешь, братец, ешь… — бормотал дед, потчуя Суллона, но тот больше не брал, брезгливо отворачивался. — Лежи себе, а я пойду, — сказал дед, вздохнув, и поднялся. — Куда Анвар запропастился? Не знаешь? Ничего, придет… — Покинув палатку, старик направился к стаду, пригретому багровым отсветом заката.

Всю ночь Саттар-ота и Раджаб провели на ногах. Чтобы уберечь овец от простуды, пришлось их постоянно тормошить, не давая лежать на сырой земле.

Едва начало рассветать и в небе исчезли звезды, будто утонув в парном молоке, Саттар-ота заметил приближающегося человека.

— Раджаб, глянь-ка, кто там идет, у тебя глаза острее.

Раджаб долго вглядывался и наконец удивленно воскликнул:

— Это же Анвар! Куда же он смахал в такую рань? А я думал, он спит все еще.

— И я так думал. Однако, видать, он эту ночь провел не в палатке. С вечера сбежал в кишлак…

— На ночь глядя? — удивился Раджаб и, приглядевшись, засмеялся. — A-а, он и ружье прихватил с собой. Догадлив парень.

Анвар шел не разбирая дороги, прыгал через низкорослый кустарник джангала — ярко цветущей в эту пору колючки, пинком сбивал попадавшиеся на пути конусообразные кочки земли у кротовых нор.

Анвар заметил, что дедушка и Раджаб смотрят в его сторону. Он издалека помахал им рукой и крикнул:

— В амбулаторию бегал! Вот! Для Суллона! — поднял левую руку, показывая какие-то склянки, тускло блеснувшие в неярком свете утра. И, придерживая свободной рукой приклад ружья, чтобы он не бил больно по бедру, побежал к палатке.

Солнце золотистым веером выхлестнуло из-за гор, обещая жаркий день.

КОР

Саттар-ота и Раджаб каждое утро угоняли отару на джайляу, туда, где овец не пасли уже более двух недель. Трава на этих склонах за это время успевала подрасти и налиться соком. После выпаса проходит всего три-четыре дня и, глядишь, трава, которая казалась подстриженной под самый корень, буйно идет в рост, расправляет зеленые стебелечки — словно бы сюда еще не забредала ни одна овца.