— Мадонна, — позвала я. — Это Дея. Ты уже дома.
Ее веки затрепетали, затем чуть приоткрылись. Она с трудом взяла меня за руку и притянула поближе.
— Дея, — выдохнула Катерина. — Это и правда ты?
— Правда, — подтвердила я. — Все у нас будет хорошо.
Она вздохнула от радости и снова закрыла глаза, в следующий миг сморщилась и схватилась за живот, после чего жалко рассмеялась, потерла больное место и прошептала:
— Как это дитя любит пинаться, не дает своей бедной матери ни минуты покоя. Все в меня.
Эти несколько слов окончательно утомили Катерину, и она замолкла. Я стащила с нее мокрую одежду, туфли и обнаружила за корсетом связку моих писем. При виде них я едва не разрыдалась. Как же я могла оставить ее одну? Но я не стала плакать и терзаться угрызениями совести, а взяла себя в руки и приказала принести свежую рубаху.
Когда я переодела Катерину, доктор взял меня под локоть, отвел в сторонку и важно заявил:
— Я должен провести осмотр.
Он прогнал нас от постели. Кроме Катерины в спальне к этому моменту оставались только граф, сам доктор, повитуха и я. Мы наблюдали, как врач прикладывал ухо к сердцу моей госпожи, клал ладонь ей на лоб, ощупывал живот, прикрывал ее простыней, чтобы осмотреть интимные части тела.
Когда он закончил, Джироламо тревожно спросил:
— Так что же? Это уже роды?
— Никаких иных недугов я не наблюдаю. — Выражение лица доктора не предвещало ничего хорошего. — Вынужден заключить, что это часть родового процесса.
Мы все разом поглядели на Катерину, а она, собравшись с силами, прошептала:
— Не надо доктора. Только повитуху.
— У ее светлости нет лихорадки, — вежливо, но как-то презрительно продолжал доктор. — Однако она может бредить.
Повитуха, худощавая женщина с жесткими волосами, поглядела на врача с явным недоверием, опустилась перед Джироламо в реверансе и проговорила:
— Ваше сиятельство, с вашего позволения, я осмотрю роженицу.
Не обращая внимания на гримасу врача, граф обернулся к ней и с робкой надеждой кивнул.
— Не угодно ли мужчинам оставить нас, — вежливо произнесла повитуха.
Судя по весьма приличному платью, она была женой или дочерью купца. Прожитые годы оставили свой след на ее лице, но она все еще была свежа и привлекательна: миниатюрная, с маленькими деликатными ручками с коротко подстриженными ногтями.
Джироламо взял под руку явно раздосадованного доктора, вывел его в коридор и закрыл дверь.
Повитуха поглядела на меня и спросила:
— Ты не подержишь лампу, мадонна? Мне потребуется помощь, чтобы как следует осмотреть больную.
Я сейчас же взялась за лампу, мечтая хоть чем-нибудь помочь.
Повитуха наклонилась над Катериной и заговорила:
— Ваша светлость, меня зовут Флора. Я сделаю все возможное, чтобы ваше дитя пришло в мир и осталось с нами, но для начала должна осмотреть вас. Иногда будет больно, но я стану предупреждать об этом.
Катерина открыла глаза, выслушала повитуху и кивнула, соглашаясь. Она снова зажмурилась, пока опытные пальцы донны Флоры осторожно ощупывали ее. Вдруг шерстяная рубаха на животе Катерины взметнулась.
— Какой у вас сильный ребенок, мадонна, — рассмеялась Флора. — Он стучится в дверь и просит впустить его. Сколько месяцев длится беременность, мадонна?
— Мне кажется, уже все десять, — прошептала Катерина.
— Не тревожьтесь, мадонна, у нас есть способ поторопить ленивца. — Флора подняла подол шерстяной рубахи моей госпожи, продолжая отвлекать ее внимание разговором: — Я сдвину рубашку, мадонна…
Ни на минуту не умолкая, повитуха жестом велела мне поднять лампу повыше, затем широко раздвинула белые ноги Катерины, подсунула ей под бедра подушку и сказала:
— Вот сейчас вам придется проявить отвагу. Я начну как можно осторожнее, но мне придется погрузить внутрь всю руку, чтобы понять, как лежит ребенок. Будет лучше, если вы согнете колени.
Катерина сделала так, как велела повитуха. Донна Флора открыла банку с какой-то душистой мазью, старательно натерла ею руки, махнула мне, чтобы я поднесла лампу еще ближе, и наклонилась над разведенными ногами роженицы.
Донна Флора действовала умело и осторожно. Она провела беглый осмотр, затем взглянула на Катерину, которая лежала с закрытыми глазами.
— Вот сейчас будет немного больно, — сказала Флора, и моя госпожа еще сильнее зажмурилась и стиснула зубы.
Неспешный, осторожный осмотр длился несколько минут, показавшихся мне бесконечными. Катерина сначала стонала, затем заскрежетала зубами.