Мы с Катериной заулыбались, услышав это. Флора озабоченно потребовала влажное полотенце и пеленку, которые я немедленно принесла. Скоро младенец был чист и туго спеленат, а в следующий миг его вручили счастливой матери.
Катерина едва ли не с любовью взглянула на крохотную девочку, оказавшуюся у нее на руках.
— Я назову тебя Галеацца Мария в честь моего отца, — зашептала она дочери. — Сама буду учить тебя, ты станешь правительницей и воином, как твой дед.
Она поцеловала девочку и принялась качать ее на руках. Флора, горделиво улыбаясь, осмотрела мать, осторожно омыла ее, а затем вытерла пол под стулом для родов. Я тоже улыбалась, снимая с кровати испорченные одеяла.
Когда постель для матери и младенца была готова, мы с Флорой подошли к Катерине, но не успели поднять ее, как она взглянула на нас широко раскрытыми глазами.
— У нее сильные судороги, хотя она спелената, — звонким от страха голосом произнесла графиня. — Кажется, это какой-то припадок.
Я посмотрела на малышку. Ее лицо исказилось, изо рта вырвался отчаянный писк, губы совсем посинели.
— Ей нужен воздух, — сказала Флора, подхватывая дитя.
Она снова очистила младенцу рот и нос, подошла к камину, перевернула девочку на живот, держа на одной руке, а другой снова похлопала по спине.
Новорожденная не дышала, поэтому Флора подошла к огню еще ближе и распеленала ее. Она схватила малышку за ножки, перевернула ее вниз головой у теплого очага и шлепнула еще раз. От удара одна нога вырвалась из ладони повитухи и согнулась в колене. Лодыжка легла на вытянутую ногу, образовав почти идеальную перевернутую четверку.
Воплощение Повешенного.
Флора взяла ребенка за обе лодыжки и снова шлепнула.
Девочка издала предсмертный хрип, отчего Катерина вскочила на ноги и выкрикнула:
— Не умирай! Не смей!
Флора шлепнула младенца в последний раз. В наступившей затем тишине плечи девочки обмякли, а головка запрокинулась.
— Нет! — крикнула Катерина. — Отдайте мне ребенка! — Взмахивая руками, она силилась подняться со стула.
Я быстро забрала девочку из рук Флоры, завернула в пеленку и отдала Катерине. Она осела на стуле для родов, баюкая девочку. Маленькое личико было спокойно, посиневший ротик открыт. Когда Катерина закрыла его, мне показалось, что ребенок спит.
— Уведи эту женщину, — потребовала Катерина звенящим голосом. — Прогони, чтобы я больше никогда не видела ее! Она убила моего ребенка! Мою Галеаццу!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
В тот день Катерина отказалась пить и есть.
— Какая жестокость! Неужели добрый Господь стал бы отнимать у матери детей? — горько заметила она.
— Но ведь Бог и позволяет им рождаться на свет, — ответила я мягко.
Подобный вопрос был вполне естествен. Я сама задавала похожие, потеряв Маттео.
— Будь проклят Господь! — выругалась Катерина. — Зачем тогда позволять им рождаться?
Я пододвинула стул к ее постели, села рядом и осторожно спросила:
— Помнишь, что сказали перед твоим отъездом в Венецию символические карты? — Катерина не смотрела на меня, а я спокойно продолжила: — Это и был Повешенный. Жертва. Помнишь, я сказала тебе, что случится что-то ужасное…
Катерина перебила меня:
— Но ты не сказала, что это будет настолько жутко.
— Я же не знала, что именно случится, мадонна. Но помнишь, я еще говорила, что за жертву будет дана удивительная награда.
— За смерть моего ребенка? — Наконец она взглянула на меня и закипела от гнева, несмотря на усталость. — Что хорошего может получиться из подобной трагедии?
Я сделала вдох, чтобы продолжить, но Катерина опередила меня:
— Я старалась быть храброй, как ты и велела, Дея, пыталась заботиться о людях. Этот ребенок… моя маленькая Галеацца толкалась сильнее других. — Графиня подавила рыдание. — Она была такой сильной! Я не сомневалась в том, что это мальчик, и знала, что он станет великим воином. Я начала разговаривать с ребенком, рассказывать о предках по линии Риарио и о деде, герцоге Миланском, о том, как сама буду учить его военному делу. Он никогда не изведает страха, он станет лучше всех предыдущих Сфорца и Риарио. — Слезы текли по ее щекам. — Я родила дочь, но была счастлива и начала ее любить. Но к чему все это? Она сделала первый вдох и умерла. Малышка так храбро боролась, чтобы прийти в этот мир… и потерпела поражение.
Катерина попыталась овладеть своими чувствами, и в конце концов ее гордость одержала верх. Черты лица графини сперва исказились, а потом окаменели, обратились в горестную маску.