— Встань, дитя! Я точно знаю тебя, только запамятовал твое имя.
— Лукреция, — произнес из дверного проема звучный мужской голос, и передо мной возник Родриго Борджа, который с легкой угрозой поглядел сначала на делла Ровере, затем на Катерину. — Прошу прощения, если каким-то образом помешал вам, ваше святейшество, но она так разволновалась, узнав о вашей болезни, что захотела непременно вас навестить.
Руки Борджа покоились на плечах двух мальчиков примерно одного возраста, которые стояли перед ним. Старший был заметно выше и обещал превратиться в очень красивого мужчину. Он держался прямо и смотрел на взрослых с почтением, но без всякого смущения. Второй мальчик был ничем не примечателен, боялся поднять глаза и прятал лицо в складках алого облачения отца. Оба сына унаследовали темные волосы и глаза Родриго.
— Она восхитительна, — сказал Сикст, жестом веля маленькой Лукреции встать.
Я подошла к ней, забрала корзину и поставила цветы на стол рядом с понтификом, где их было видно со всех сторон.
— А это сыновья?
— Джованни, — сказал Борджа и похлопал по плечу застенчивого мальчика. — А это, конечно, старший, Чезаре, ему уже девять. Они тоже переживают из-за вашей болезни.
Джованни так и стоял, пряча лицо, зато Чезаре отвесил безукоризненный поклон и спросил:
— Могу ли я обратиться к вам, ваше святейшество?
Он был развит не по годам, обладал дикцией и интонациями взрослого человека.
Сикст кивнул и улыбнулся.
— Каждое утро и каждый вечер мы молимся о здоровье вашего святейшества. Мне грустно видеть вас в таком состоянии, надеюсь, вы скоро снова будете в добром здравии. Что касается моего брата… простите его. Он робок от рождения, однако вместе с нами желает вам всего самого лучшего.
При этих словах Джованни взмахнул кулаком и ударил брата под ребра. Чезаре охнул, но мгновенно взял себя в руки и не стал отвечать тем же.
— Джованни! — одернул младшего Борджа. — Где твои манеры? — Опасаясь, как бы сын не опозорил его на людях, испанский кардинал крепче взял своего младшего за плечо и поклонился Папе Сиксту. — Прошу прощения, ваше святейшество, но нам с детьми теперь лучше удалиться. Один из них слишком неугомонный. — Он бросил на Джованни угрюмый взгляд, а девочка захныкала от огорчения.
— Идем, Лукреция, — приказал Борджа.
Малышка опустилась перед Сикстом в реверансе, побежала к отцу, и длинные золотистые локоны запрыгали по ее плечам.
Не успела она взять отца за протянутую руку, как Джованни подставил Лукреции ножку и она со всего размаху врезалась в старшего Борджа. Тот покачнулся, Лукреция упала бы на пол, если бы Чезаре не подхватил ее.
Он решительно отодвинул сестру в сторону, дал младшему брату пощечину и выкрикнул с болью в голосе:
— Не смей ее обижать! Не трогай Лукрецию!
Отцу пришлось оттаскивать его.
— С разрешения вашего святейшества, — проговорил он мрачно, и его черные брови сошлись к переносице в подавленном приступе родительского гнева.
— Дети так непредсказуемы. — Сикст вздохнул, беззаботно взмахнул рукой и отпустил всех четверых.
Семейство Борджа шумно вывалилось в коридор.
— Дея!.. — многозначительно произнесла Катерина. — Ты не могла бы найти вазу и налить воды, пока цветы не завяли?
Я кивнула, хотя Сикст запросто мог бы вызвать прислугу. Выйдя из гостиной, я услышала голоса, которые доносились из ниши, находящейся в конце коридора, примерно в дюжине шагов от меня. Из вежливости я замедлила шаг, потом вовсе остановилась и прислонилась к стене, чтобы не привлекать к себе внимания. Я мысленно умоляла Борджа поскорее удалиться, чтобы мне можно было идти дальше.
Родриго Борджа нависал над детьми, которые выстроились перед ним в ряд. Как ни странно, он отчитывал не Джованни, а Чезаре.
Кардинал схватил старшего сына за руку с такой силой, что мальчик сморщился от боли, и спросил с затаенной угрозой в голосе:
— Почему ты все время дерешься с братом?
Гневный блеск в его глазах напугал даже меня, стороннего наблюдателя. Он наклонился, уставился в лицо сына и еще сильнее стиснул его руку. Мальчик побледнел и крепче сжал губы, чтобы не закричать. Маленькая Лукреция стояла рядом с ним и тихонько плакала, а Джованни ухмылялся.
— Потому что он обижает ее! — сердито выкрикнул Чезаре, который вовсе не испугался гнева отца, а, напротив, сверкнул на него горящими ненавистью глазами. — Она еще ребенок, моя сестра, и я больше не потерплю, чтобы кто-нибудь ее обижал! Ты меня понимаешь, отец?