— Мадонна, он нездоров, — прошептала я Катерине. — Лучше я отведу его в постель и позову Лючию.
Катерина, нахмурившись, отодвинулась от стола, не поднимаясь со стула, раскинула руки и подозвала сына:
— Иди-ка сюда, милый, дай я на тебя посмотрю.
Ливио было так плохо, что он с трудом держался на ногах и щурился от света. Я наклонилась над ним, поддержала за плечи и помогла дойти до матери.
Катерина приложила руку ко лбу сына, побледнела и сказала:
— Он сильно болен. Отведи его к Лючии, пусть кто-нибудь позовет врача. Я приду к вам через час.
— Не стоит откладывать, — сказал ей сер Джованни, когда я снова обхватила Ливио за плечи. — Я все равно скоро вернусь. Всем нам было выказано столько гостеприимства, что хватит до конца дней. Занимайся сыном, Катерина. Я пришлю сейчас моего врача, за компетентность которого ручаюсь. Он сразу же придет к Ливио.
Катерина с застывшим от напряжения лицом посмотрела на Джованни, кивнула и пообещала:
— Я сама его уложу и вернусь, как только придет врач. Надеюсь, это не затянется надолго. Мне необходимо поговорить с тобой наедине, прежде чем ты уедешь.
Ливио не смог дойти до своей комнаты. Мальчик поставил ногу на первую ступеньку лестницы, схватился за голову, и его начало рвать, хотя в желудке ничего не было.
— Не могу идти, — простонал он. — Голова гудит.
Сын был ростом почти с мать, но она легко подхватила его на руки и понесла в постель. Лючия, спавшая в смежной комнате, зажгла лампу и принесла мешок с медикаментами, хотя Катерина попросила ее дождаться доктора и дать Ливио то, что он скажет.
— Пить, — прошептал маленький Джованни.
Он закрыл глаза, не в силах выносить свет лампы, лицо его побелело и осунулось от боли, мальчик никак не мог унять дрожь. Когда Лючия поднесла к его губам чашку, он расплакался в отчаянии, потому что от боли не мог наклонить голову, чтобы сделать глоток воды. Катерина, сама едва не рыдая, отправила Лючию на кухню за большой ложкой.
В этот момент явился доктор сера Джованни в богатом парчовом платье и шапочке из темно-синего бархата, из-под которой свисали длинные седые волосы. С уверенностью, порожденной десятилетиями практики, он осмотрел пациента.
Ливио крепко зажмурился, отвернул голову от лампы и только стонал в ответ на все вопросы врача:
— Голова… болит.
Под конец доктор завел руку за затылок Ливио и попросил его наклонить голову и коснуться подбородком груди. Но первая же попытка вызвала болезненные крики, и врач сейчас же велел мальчику лечь.
Ливио упал на подушки и съежился. Он весь дрожал. Доктор поднялся с постели и поманил Катерину за собой к двери. Я пошла за ними. Лекарь не был злым человеком, взгляд его оказался печальным и усталым, как обычно бывает у тех, кто видел слишком много страданий.
— Мне очень жаль, ваша светлость, — сказал он Катерине мягким отеческим тоном. — Но исход будет самым печальным.
— Печальным? — Катерина, кажется, не поняла его, как будто доктор сказал сейчас какую-то нелепицу.
Врач горестно вздохнул и сказал:
— Я уже видел подобное, чаще всего у детей, причем тех, которые купались в нечистой или стоячей воде. Шансы на то, что ваш сын выздоровеет, очень малы.
Катерина зажала рот рукой и проговорила сквозь пальцы:
— Не может быть… Еще днем он был совершенно здоров. — Она с ужасом посмотрела на Ливио, распластавшегося на спине. — Что будет дальше?
— Лихорадка еще усилится. Возможно, последуют судороги, но мальчик наверняка потеряет зрение и слух и впадет в оцепенение. Смерть наступит через несколько часов.
Катерина охнула, как будто задохнувшись от внезапного удара, и спросила:
— Что можно сделать?
— Я могу поставить ему пиявки, но это не способ лечения. Его страдания лишь продлятся.
— Что еще? — нетерпеливо спросила она.
— Отвар из коры белой ивы помогает при лихорадке, — с сочувствием сказал доктор. — Хотя вашему сыну будет очень трудно глотать. У меня есть молотый мак, можно добавить его в настой, чтобы немного облегчить боль.
Лючия принесла небольшой половник и котелок с кипятком. Доктор порылся в своем мешке и вынул снадобья, из которых Лючия проворно приготовила настой. Ливио закричал, когда мать приподняла его, поддерживая голову, а я подсовывала ему под спину еще одну подушку, чтобы он мог сидеть. Затем Лючия принялась поить больного отваром, по капле вливая ему в рот из половника. От каждого глотка мальчик вздрагивал и морщился.