Катерина с сером Джованни обожали ребенка. Если старшие дети графини с самого рождения оказывались на попечении нянек и учителей и мать лишь изредка призывала их к себе, то маленький Джованни постоянно находился рядом с Катериной в ее покоях, если только она не устраивала учения для небольшого гарнизона крепости Равальдино или не выезжала на охоту. Сер Джованни частенько сам устраивался в комнатах Катерины и занимался деловой перепиской, пока маленький сын возился у него в ногах.
В конце того же месяца Катерина получила письмо от епископа Вольтерры, в котором тот сообщал, что уже выехал из Тосканы, чтобы нанести ей визит по просьбе Папы Александра. Мол, речь идет о глубоко личном деле, которое порадует вашу светлость.
Радостный тон епископа нисколько не убедил Катерину. Она перепугалась и отправила сера Джованни на месяц во Флоренцию. Всем остальным в крепости, включая солдат, было велено говорить, что мать ребенка — нянька Лючия. Мы со слугами спешно перетаскали все пожитки сера Джованни из спальни Катерины в такую же комнату этажом ниже, но эти приготовления никак не могли успокоить наши страхи. Когда экипаж епископа наконец-то подкатил к крепостному рву, у меня затряслись колени.
Катерина стояла у главных ворот Равальдино и скрывала свой ужас за улыбкой, пока епископ шел по мосту, чтобы приветствовать ее. Я знала, что его зовут Франческо Содерини, он родился во Флоренции, но ненавидит Медичи. Родриго Борджа, то есть Папа Александр, искренне восхищался его проницательностью, поэтому кардинальская шапочка для Содерини — дело решенное. Только я понятия не имела, что епископу всего двадцать пять лет, что он такой веснушчатый и до прозрачности худой. Черное одеяние священника болталось на костлявом теле, словно на вешалке.
— Добро пожаловать, ваше преосвященство! — приветствовала его Катерина, как только он шагнул через порог крепости.
Однако она ни словом, ни жестом не предложила ему следовать за собой, наоборот, встала перед епископом, преградив ему путь. Содерини не видел вооруженных стражников, которые поджидали за ближайшим углом, не сознавал, что от следующего ответа зависит его жизнь.
Он поклонился.
— Ваша светлость! Я привез вам привет от его святейшества Папы Александра из Рима.
— Умоляю, епископ Содерини, скажите, что за дело привело вас сюда? — Катерина продолжала безмятежно улыбаться, однако ее взгляд ожесточился. — Ваше письмо показалось мне каким-то туманным.
Содерини внезапно заулыбался.
— Дело самого счастливого толка, ваша светлость. Уверен, вы отпразднуете это событие! Но… — Он неуверенно окинул взглядом стены у ворот, покрытые плесенью. — С моей стороны было бы неверно объявлять такую новость здесь. У вас не найдется места, где мы с моими спутниками могли бы отдохнуть и привести себя в порядок после долгого путешествия?
Я стояла за плечом Катерины и видела, с каким вниманием стражники ждут условленного сигнала. Графиня осторожно сложила руки за спиной, размышляя над вопросом. Стоит ей поднять палец — и Содерини изрубят на куски, а затем отошлют обратно Александру.
— Прошу прощения, ваше преосвященство, — негромко рассмеялась Катерина, — но всем известно, что я не отличаюсь терпением. Мне очень хочется услышать счастливую весть. Вы не могли бы хотя бы намекнуть?
— Хорошо, я намекну. — Содерини криво усмехнулся. — Речь идет о женитьбе!
«Смерть ему», — подумала я и взглянула на руки Катерины, сжатые в кулаки.
Графиня внимательно всматривалась в епископа и его свиту, и на ее лице отражалось любопытство. Сигнала она так и не подала.
— Благодарю вас, — сердечно произнесла моя госпожа и развернулась, чтобы проводить гостя в отведенные ему комнаты.
Содерини, священникам и братьям-мирянам из его свиты устроили небольшой, но весьма достойный пир с хорошим вином. Гости просили, чтобы Оттавиано тоже присутствовал, но он не умел вести непринужденную беседу, не знал тонкостей этикета, отвечал, только когда требовалось, ограничиваясь короткими словами. Лишь мы, те, кто сновал из гостиной в кухню, знали, что вооруженные стражники нашей госпожи стоят наготове.
Когда с мясным блюдом было покончено и кухонная прислуга унесла грязные тарелки, захмелевший священник обернулся к настороженной, но мило улыбавшейся хозяйке и объявил:
— Вы и ваше семейство воистину избранные, мадонна Катерина! Его святейшество доверил мне принести счастливую весть. Сер Оттавиано, Папа Александр предлагает тебе руку своей прекраснейшей дочери Лукреции!