Вечером Катерина и все ее командиры уселись за большой обеденный стол в Парадизе. В камине горел огонь, такой яркий и жаркий, что я начала обливаться потом, как только вошла. Катерина не смогла достать рождественское полено, чтобы соблюсти миланскую традицию, зато доверху набила камин дровами, которых должно было хватить на всю ночь. Но этот огонь был единственным символом праздника. Я вспомнила о нашем последнем Рождестве в Милане, перед самым убийством герцога, и неожиданно ощутила тоску.
Это Рождество будет не таким, как предыдущие. За массивным обеденным столом Парадиза, способным вместить добрую сотню гостей, сидела лишь дюжина, все расположились у самого камина на жестких деревянных стульях. Эти люди, за исключением Катерины, были мне почти незнакомы. Здесь находились ее любовник, рыжеволосый Джованни ди Казале, сводные братья госпожи Алессандро и Франческо Ландриани, военный советник сер Антонио. Я видела любимого кондотьера Катерины Бернардино да Кремона и внебрачного сына Джироламо, огромного мускулистого Скипио. Сидел за столом и воин-поэт с задумчивым взглядом, которого все называли просто Марулло. Я сидела между сером Антонио и Скипио и улыбалась всем, хотя голова была занята воспоминаниями о чудесном хоре герцога Галеаццо, о том, как мы слушали певцов в комнате Боны в тот день, когда из очага выпал кирпич, опрокинувший в огонь кедровые орешки.
Первый тост предложила Катерина. Она жизнерадостно сообщила гостям, что герцог Лодовико уже собирает армию, чтобы отбить Милан. Он пришлет несколько батальонов в Форли, как только благополучно вернется. Это известие вызвало волну радостных возгласов.
На столе стояли три жареных гуся, обязательная тарелка с лесными орехами и засахаренный миндаль. Когда все было съедено, позвали музыкантов из числа солдат. Двое флейтистов и трое барабанщиков играли так, что пол под ногами дрожал.
Катерина, разумеется, схватила за руку ди Казале, вытащила его из-за стола в центр голого мраморного пола и тут же принялась зажигательно отплясывать сальтареллу. Скоро ее лицо уже пылало от жара камина.
Не успел Скипио обернуться ко мне, чтобы пригласить на танец, как я окликнула Катерину:
— Ваша светлость, мне нужно на свежий воздух.
Я не стала дожидаться ее ответа, а сразу проскользнула через приемную к входной двери, воздух за которой был морозным и сладостным. Не раздумывая, я взбежала на стену крепости, прислонилась к каменному зубцу и поглядела на раскинувшийся внизу Форли.
На другой стороне крепостного рва лунный свет играл на длинных стволах пушек Борджа. Позади них горели огоньки в окнах самых богатых домов города. Со стороны армии завоевателей до меня доносились слабые, нестройные голоса, поющие рождественские гимны, и пьяные выкрики на французском, немецком, итальянском. Но эти звуки почти полностью заглушались смехом и пением сотен нетрезвых наемников, расположившихся этажом ниже, и зажигательной музыкой, доносившейся из Парадиза.
Я стояла, пока не начала дрожать от холода, и лишь тогда с неохотой направилась в покои госпожи. Спускаясь с последней лестницы, я наткнулась на поднимавшуюся Катерину. Она, как и я, была без плаща. Госпожа Форли слабо улыбалась, но в ее глазах застыли боль и готовность принять поражение.
— Идем со мной, — произнесла она мягко. — Я хочу сделать тебе подарок наедине.
— Но у меня для тебя ничего нет, мадонна, — ответила я.
— Ты уже отдала мне все, — сказала она.
Мы пришли в промерзшую спальню. Катерина подошла к шкафу, достала простую деревянную коробочку размером в пол-ладони, поставила ее на край кровати и жестом предложила мне сесть рядом. Катерина не стала дожидаться, пока я сама ее открою. Она сразу вынула содержимое: тонкую, ничем не примечательную золотую цепочку с простым медальоном в форме сердечка.
Меня удивил такой подарок, но я все равно вежливо поблагодарила Катерину. Она не спешила отдавать мне вещицу.
— Смотри внимательно, — сказала она.
Сбоку на сердечке был замок. Графиня нажала на него большим пальцем — и медальон раскрылся. Внутри лежал крошечный, аккуратно сложенный клочок бумаги.
— Не развертывай просто так. Сделай это только в том случае, если захочешь использовать, — предостерегала она. — Я завернула порошок в бумагу, чтобы он не высыпался, когда открываешь. Если представится возможность, лучше всего принимать в вине. В крайнем случае бумагу легко можно проглотить. — Она добавила доверительным тоном: — Доза довольно большая. Должна убить легко.