Почти все строения были каменными; одни, из ценного пьетро серена — скалистой породы сизого оттенка, сверкали белизной под ярким солнцем, другие отливали бледно-коричневым или золотистым тоном. Отдельные дома покрывала штукатурка, но крыши практически у всех оказались красно-оранжевыми, кирпичного оттенка. Они были выдержаны в классическом стиле, что придавало городу строгость и приятное единообразие. Возможно, причиной тому послужило освещение, хорошая погода или округлые холмы, обнимающие эту местность, но я решила, что Флоренция — самый красивый город, какой мне доводилось видеть. По сравнению с ним Милан казался серым, холодным и грязным.
Мы въехали через северные ворота на широкую, вымощенную булыжником виа Ларга, запруженную пешеходами, экипажами, лошадьми и уличными торговцами. Солнце стояло в зените, и по всему городу церковные колокола звонили к службе шестого часа, считая от восхода солнца. Из верхних окон всех зданий свешивались трепещущие флаги. На большинстве из них был изображен герб города: ярко-красная лилия на белом фоне — или Медичи: золотой щит с шестью ядрами, пять красных и одно синее наверху, с тремя крошечными золотыми лилиями внутри.
Я была в таком восторге, что мне хотелось ехать все дальше, но мы очень быстро добрались до монастыря Сан-Марко. Колеса повозки крутились все медленнее, и вскоре она остановилась. Я была разочарована. Я-то ожидала увидеть собор с величественным куполом и высокие шпили, под сенью которых будет покоиться Маттео, а вместо того разглядела небольшую церковь с одним нефом и непритязательным каменным фасадом, а рядом с ней — простое квадратное здание двухэтажного монастыря. Я с трудом выбралась из повозки — ноги плохо слушались после долгого переезда — и осталась рядом с лошадьми, пока возница ходил в монастырь.
Он вернулся с братом-мирянином Доменико, жизнерадостным молодым человеком с рыжими кудрями, в белом подряснике и наплечнике под черной рясой, доходившей ему до лодыжек. Доменико повел меня в открытую для мирян часть монастыря, в здание капитула. Он шепотом рассказал, что церкви Сан-Марко и монастырю тридцать лет назад исполнилось два века. Именно тогда Козимо, дед Лоренцо де Медичи, оплатил перестройку. Деревянные ветхие стены заменили куда более стойким, красивым камнем пьетро серена и кремовой штукатуркой.
Я села, почти не слушая Доменико, который вполголоса продолжал рассказывать. Он сообщил, что аббат меня ждет, завтра в девятом часу[3] в церкви состоится служба по Маттео, а затем похороны на монастырском кладбище. Я вышла, радуясь тому, что сумела за все это время не расплакаться, и вернулась к вознице, его жене и повозке, теперь уже пустой.
Мы поехали дальше на юг по широкой виа Ларга, и возница продолжал показывать мне интересные места, в том числе дом Лоренцо Великолепного, неприметное квадратное каменное здание в три этажа со знаменами Медичи, свисающими из каждого окна.
Он вытянул руку вперед и сказал:
— Вон там находится церковь Сан-Лоренцо, где похоронены отец и дед Лоренцо Великолепного.
Мы катили мимо дворцов и садов, лавок художников и ювелиров и вскоре оказались у массивного главного собора Флоренции, который тоже назывался Дуомо из-за своего купола, самого большого в мире, который держался как будто по волшебству, без всяких опор. Напротив Дуомо возвышался светлый каменный восьмиугольник баптистерия Иоанна Крестителя, и золоченые медные двери церкви ослепительно сверкали на солнце.
Мы повернули на восток и проехали вдоль длинного каменного хребта собора, а затем, повинуясь изгибу дороги, снова двинулись на юг. Мало-помалу повозка приблизилась к мрачной четырехэтажной башне с бойницами, в которой располагался городской магистрат. Здесь мы резко завернули налево, на виа Гибеллина. Через несколько минут возница остановил лошадей у края дороги.
— Монастырь Ле Мурате, — объявил он и спрыгнул со скамьи, чтобы помочь мне сойти.
Я вышла и оказалась перед длинной каменной стеной с высокими узкими воротами, сработанными из дерева. В них были вставлены ржавые решетки, одна на уровне глаз, вторая — не выше коленей. Верхняя решетка была задернута изнутри черной материей. Пока возница подзывал уличного мальчишку, чтобы вытащить мой сундук, я взялась за медную колотушку, осторожно постучала и в тот же миг ощутила тошнотворный запах уксуса.