Впрочем, императрица вскоре засобиралась уходить, и Карл Иванович, руководствуясь знаком, поданным ему благодетелем, заспешил вослед, смешиваясь с шумной толпой придворных. В какой-то момент он замешкался и чуть не упал, наступив на что-то небольшое, но довольно острое. Наклонившись, Карл Иванович поднял с пола непонятный предмет, похожий на большой кулон, почему-то теплый, видимо, от того, что до этого он соприкасался с чьей-то кожей.
Повинуясь какому-то внутреннему чутью, Карл зажал кулон в кулаке, чувствуя, как золотые усики, обвивающие верхнюю часть ярко-красной грозди, впиваются в ладонь, замедлил шаг, выскользнул из толпы и исчез в одном из соседних покоев. Только там, встав у окна, где на стене горела свеча, установленная в большой витой канделябр, он смог разглядеть свою находку более внимательно и вздрогнул.
Кулон в виде алой виноградной грозди, украшенный золотом и эмалью, совсем недавно покоился на груди императрицы Екатерины. Не заметить его было невозможно. Это было царское украшение, видимо, соскользнувшее с шеи из-за перетертой от его веса цепочки, и сейчас императрица покидала дом Нарышкиных, лишившись бесценной вещицы.
Карла Ивановича прошиб пот. Первым порывом было побежать вслед царственной особы, чтобы отдать найденный кулон, завоевав, тем самым, ее благосклонность. Однако почему-то фон Гессен не мог двинуться с места. Через окно он видел, как императрица уже садится в карету. Чувства необычайно обострились и он уловил незаметную глазу заминку, которую тут же расшифровал и оценил совершенно верно. Царица обнаружила потерю кулона и теперь давала указание сопровождавшим ее лицам вернуться и отыскать его.
Отпрянув от окна, чтобы не быть замеченным с улицы, Карл Иванович снова разжал пальцы и посмотрел на лежащий на ладони драгоценный камень. Даже в неровном свете свечей он переливался всеми гранями, таинственно мерцая отзвуком какой-то одному ему известной тайны. На лестнице, ведущей на второй этаж, послышались шаги. Не думая, а, скорее, действуя на одних инстинктах, Карл Иванович повертел головой, чтобы понять, где находится.
Позже он и сам не мог сказать, что бы сделал, если бы оказался в каких-то других покоях. Скорее всего, шагнул навстречу топающему по лестнице караулу, чтобы отдать свою драгоценную находку. Однако глаз зацепился за резной изразец печи. Карл фон Гессен находился именно в той гостиной, где был искусно замаскирован маленький тайник. Не отдавая себе отчета, Карл Иванович сделал пару шагов, нажал на выпуклые линии рисунка, именно так, как показывал его недавний собеседник, ловко засунул камень в открывшееся пространство и одним движением пальцев поставил плитку на место.
Аккуратный опрос гостей, а также досмотр личных вещей собравшихся продолжались три часа. Карл фон Гессен покинул особняк Нарышкиных в числе первых. Никаких вопросов к нему ни у кого не возникло. Спустя два дня он уехал обратно в свой полк, не имея ни возможности, ни желания вернуться за спрятанным камнем и ужасаясь тому, что сотворил. Признаться теперь было уже невозможно, это он понимал отчетливо. Санкт-Петербург он покидал с тяжелым сердцем.
Карл Иванович фон Гессен с честью и смелостью в 1783–1785 годах участвовал в боях с конфедератами в Польше. В бою под Бялойон был ранен в левый бок и ногу, из-за чего, спустя год, был вынужден выйти в отставку в чине премьер-майора. Еще через два года он снова вернулся в строй, потому что только на войне терзавшая его душевная боль немного отпускала. Будучи зачислен в Нарвский мушкетерский полк, в 1788–1790 годах Карл Иванович участвовал в шведской войне, а в 1792 и 1794-м годах сражался с поляками.
Как и все военные того времени, женился он довольно поздно и на женщине много младше себя. Детей у них, к его огромному сожалению, не было, поэтому Карл Иванович воевал, особо не сдерживая себя, забыв о благоразумии и осторожности. Слабость, заставившая его много лет назад пойти на безумный поступок, по-прежнему угнетала его, особенно усиливаясь в редкие минуты отдыха.
Несмотря на все свои заслуги, полковник, позднее генерал-майор фон Гессен, за проявленную храбрость в боях награжденный орденом Св. Георгия 4-й степени, в глубине души продолжал себя считать человеком бесчестным.
В 1797 году он был назначен шефом Черниговского мушкетерского полка, участвовал в Голландской экспедиции, где за проявленное мужество и героизм получил звание генерал-лейтенанта. Дважды его назначали губернатором, и каждый раз он хотел и не мог отказаться. Без объяснений его отказ воспринимался бы как вызов, а объясниться было совершенно невозможно.