С каждым годом совершенная давным-давно ошибка жгла память и душу все сильнее. К счастью, его навыки и военное умение снова пригодились в армии. В 1806 году Карлу Ивановичу вверили командование корпусом, который в начале турецкой войны осадил крепость Хостин. Фон Гессен участвовал в войне с Наполеоном, под Фрилландом был тяжело контужен в грудь и после ранения очень долго лечился. После выздоровления он был назначен на должность военного губернатора Риги, откуда и ушел в отставку по состоянию здоровья в 1818 году.
Причиной его все усиливающегося недомогания была глубокая депрессия, называемая тогда расстройством нервов. Карл Иванович неделями не спал, доведя себя до совершенно изможденного состояния. Спать он не мог, потому что во сне перед глазами тут же вставала комната, расположенная в ней изразцовая печь с античными барельефами, и верхняя плитка, открывающаяся с чуть слышным щелчком.
Тридцать восемь лет прошло с того дня, как Карл Иванович оставил в тайнике царский рубин. Кажется, его долго искали. При дворе даже ходили слухи, что за пропавшим рубином охотится шведский посол Курт фон Стедингк. Однако, в обсуждение столь болезненной для него темы Карл Иванович никогда ни с кем не вступал. Ни разу за все эти годы у него не возникло даже тени соблазна проверить, на месте ли камень.
Карл Иванович был совершенно уверен, что, попади он в дом Нарышкиных, тут же упал бы замертво. Терзающие муки совести, наложенные на измучившую его бессонницу, подсказывали только один выход. В ночь на шестое июля 1818 года Карл Иванович до утра сидел в своем кабинете и что-то писал. Закончив длинное письмо, он спрятал его в ящик стола, вышел из дома и сел в ожидающий его экипаж. Фон Гессен отправлялся на воды, прописанные ему лечащим врачом, дабы успокоить нервы. Велев кучеру трогать, он знал, что домой уже не вернется.
Глава третья
Когда Лена попала домой, она чувствовала себя окончательно вымотанной. От нервного напряжения, в котором она провела день, болела каждая клеточка тела, ноги налились свинцом, каменные плечи тянули к земле, заставив пропасть знаменитую бесединскую осанку, которой всегда завидовали подруги и отмечали все, кто видел Елену Николаевну впервые.
Всегда, в любой ситуации, она держала спину прямой, а плечи расправленными, бросая тем самым вызов обстоятельствам, но вот сегодня, пожалуй, впервые в жизни чувствовала, что непривычно горбится. Хотя, чему удивляться? Никогда до этого она не находила труп своего работодателя, не объяснялась с полицией и не проводила восемь часов кряду с женщиной, только что потерявшей мужа.
Галиной Беспаловой Лена по-настоящему восхищалась. Несмотря на то что мужа Галина Леонидовна любила и утрату свою ощущала остро, от горя она не обезумела, держалась с достоинством, не выставляя чувства на потребу чужих глаз, не устраивала истерики и сохранила способность ясно мыслить.
С того момента, как известие о гибели Петра Алексеевича разошлось по городу, дверь в беспаловский дом практически не закрывалась. Приезжали друзья и знакомые, коллеги Петра по бизнесу, вездесущие журналисты, работники культуры, чиновники из мэрии. Несмотря на то что Елене ужасно хотелось домой, она не могла оставить Галину одну, а потому отпирала и запирала дверь, встречала одних, провожала других, без конца кипятила чайник и заваривала чай, мыла чашки и слушала-слушала-слушала поток соболезнований в адрес Галины и панегириков в адрес ее мужа.
К шести вечера Елену уже тошнило от этой бесконечной круговерти, и она терялась в догадках, на каком внутреннем запасе энергии еще едет по никак не кончавшемуся дню Галина Беспалова. Ее старшая подруга никак не выдавала своей усталости, лишь тоньше становилась крепко сжатая линия губ, все больше каменели щеки и усиливалась поволока в глазах.
– Вам надо отдохнуть, – уже в который раз сказала Елена, закрыв дверь за очередным посетителем.
Кажется, это был довольно известный в прошлом криминальный авторитет, ныне крупный бизнесмен Владимир Перов по кличке Ванадий. Он был вхож в дом, по крайней мере, Елена видела его у Беспаловых не раз и не два, всегда удивляясь, что может связывать эстета и душку Петра Алексеевича с его шейными платками и Владимира Александровича, заправлявшего футболку в шорты и надевавшего сандалии поверх носков.
– Вам надо отдохнуть, – повторила она, – давайте я больше никого не пущу, а вы приляжете хотя бы ненадолго. Галина, я, честно, не понимаю, как вы еще на ногах держитесь.