Я просидел на скамье до самого обеда. Пустая болтовня досужих сплетников не мешала мне размышлять о том, что смерть Рувра коренным образом изменит природу наших с Люсиль отношений. Препятствие устранено… очень своевременно, нельзя не признать. Как и опасность, исходившая от Вильбера и Жонкьера.
Что за нелепые мысли? Ничего не могу с собой поделать. Рувр мертв, теперь ее ничто не остановит, и меня это ужасает. Как я должен себя вести, чтобы не выдать своих подозрений? И какое право я имею ее подозревать?
Меня одолевают сомнения, но все они более чем шатки. Ладно, рассмотрим ситуацию. Люсиль повредила резиновый наконечник, и он соскочил (нужно еще понять, как именно она это сделала). Что дальше?.. Могла ли она быть на сто процентов уверена, что трость заскользит по паркету, а если и заскользит, что Рувр не успеет ухватиться за стол или спинку кровати? Даже упав, председатель мог не сломать шейку бедра… Нет, Люсиль невиновна. Если только… Если только она не рискнула всем, уверенная, что у нее есть минимальный шанс преуспеть, и все-таки готовая его использовать. К чему бояться правды? Виновность Люсиль очень бы меня устроила.
10.00.
Спал я ужасно, а в семь утра в мою дверь постучали. Я с трудом поднялся, стряхивая остатки дурного сна. Нога продолжала болеть, я мысленно обозвал незваного гостя последними словами, открыл и увидел… Кого бы вы думали? Люсиль кинулась в мои объятия!
— Прости, дорогой. День был просто кошмарный, я почти не спала и совсем измучилась. Все устроено. Тело в морге клиники. Похоронное бюро уладит все формальности. Церемония состоится завтра утром. А ты как себя чувствуешь?
Люсиль останавливается перед зеркальным шкафом.
— Боже, ну и страшилище…
Она садится в изножье кровати. Чувствует себя как дома.
— Ты осунулся, бедный мой зайчик. Может, стоит сделать рентген, чтобы быть спокойным? Мы подумаем об этом, как только все закончится. Скоро приедет моя сестра из Лиона, а брат Ксавье будет здесь сегодня вечером. После похорон мы отправимся к нотариусу, хотя это пустая формальность — я наследую все. Не стой, садись в кресло.
Люсиль говорит, не закрывая рта, трет ладони, хрустит пальцами. Откуда это напряжение? Я спрашиваю — машинально, почти не осознавая смысла своих слов:
— Он страдал?
— Нет. Операция длилась долго, был общий наркоз, и сердце не выдержало.
— У него было больное сердце?
Она пожимает плечами.
— Весь его организм был сильно изношен.
— Не понимаю, как мог отвалиться этот проклятый наконечник.
— Я тоже не понимаю. Наверное, просто расшатался. Боже, как мне тебя не хватало! Знаешь, ты не обязан ехать на кладбище. Пожалуй, будет лучше, если ты останешься дома. Нужно соблюдать приличия. Вечером я ужинаю с сестрой и деверем, а завтра буду занята весь день. Так что до послезавтра, любимый, я буду думать только о тебе.
Она идет ко мне, останавливается.
— О, ты вернул стол на прежнее место? Знаешь, если тебе не понравилась моя идея, нужно было сказать, только и всего. Я не из тех, кто старается во что бы то ни стало навязать другим собственное мнение. До скорого, дорогой!
Поцелуй. Она выходит, не дав себе труда проверить, есть ли кто-нибудь в коридоре. Она свободна! Боже, как бы ее свобода не обернулась моим закабалением.
22.00.
Я перечитываю последние строчки. В них сформулированы мрачные мысли, что не перестают волновать меня с самого утра. Бесполезно отрицать очевидное. Я должен признать, что сначала Люсиль избавилась от человека, который мог сделать достоянием гласности неприятные для нее факты. Я не знал и не знаю обстоятельств ее развода. Мне неизвестна версия Жонкьера. Вполне вероятно, что она в корне отлична от той, что изложила мне Люсиль. Рувр не на пустом месте безумно ревновал жену, у него наверняка были серьезные основания подозревать ее.
И что же происходит после устранения Жонкьера? Она «нацеливается» на меня… Кто сделал первый шаг? О да, весьма осторожный — я ничего не заподозрил. Меня не провоцировали — приглашали, и очень тактично. Она оставляла себе свободу рук, чтобы в любой момент — если я вдруг проявлю некоторую холодность — дать понять, что я все не так понял. Я поддался, но мне кажется, что Люсиль намеренно разыграла любовную комедию. Зачем, с какой целью?..
Как бы там ни было, следом за Жонкьером настал черед Вильбера: проболтайся бедняга, и нашей идиллии пришел бы конец. Затем… затем между нами осталось единственное препятствие — ее муж. Теперь исчезло и оно. Получается, Люсиль с самого начала хотела меня «заарканить». И я снова задаю себе вопрос: зачем?