Считалось, что брат Эдмунда Джаспер живет в замке Пембрук в нескольких милях от нас, но на самом деле он бывал там крайне редко. Он находился либо в королевском дворце, пытаясь как-то удержать в равновесии крайне болезненные отношения представителей Йорков и Ланкастеров, заключивших некое временное соглашение, гарантирующее Англии мир и стабильность, либо попросту жил у нас. Уезжал ли Джаспер в столицу повидаться с королем или, наоборот, возвращался домой с мрачным от тревоги лицом, потому что король в очередной раз погружался в нездоровое забытье, но он всегда ухитрялся проехать путем, ведущим через Ламфи, и всегда оказывался у нас точно к обеду.
За обедом мой муж и Джаспер беседовали исключительно друг с другом. Со мной ни тот ни другой и словечком не перекинулись, однако я все-таки была вынуждена оставаться за столом и слушать их болтовню. Обоих весьма тревожило, что герцог Ричард Йоркский при поддержке своего всесильного советника Ричарда Невилла, графа Уорика, вот-вот захватит в стране и трон, и власть. По мнению братьев Тюдоров, эти двое, Уорик и Йорк, слишком честолюбивы, чтобы подчиняться какому-то спящему королю. И потом, в стране немало людей, которые уверены: мы не можем считать, что находимся в безопасности, пока Англией правит всего лишь регент, и если король в ближайшее время так и не очнется, нам попросту не продержаться двенадцать лет и не дотянуть до поры, когда можно будет короновать принца. Кому-то придется взойти на престол, ведь нельзя допустить, чтобы нами управляли спящий король и новорожденный младенец.
— Англия не вынесет еще одного затяжного регентства, нам необходим настоящий король, — горячился Джаспер. — Клянусь Господом, мне жаль, что ты еще несколько лет назад не женился и не обрюхатил ее! Тогда, по крайней мере, мы в этой игре многих успели бы обставить!
Вспыхнув, я уставилась в свою тарелку, где по-прежнему высилась целая гора пережаренных кусков какой-то совершенно неведомой мне дичи. Охотиться у братьев явно получалось куда лучше, чем распоряжаться собственными земельными владениями; во всяком случае, у нас в замке во время каждой трапезы к столу в неимоверных количествах подавалось жаркое из тощей птицы или лесного зверя. Так что мне оставалось только мечтать о скорейшем наступлении постных дней, когда на обед готовят рыбу; кроме того, я сама назначала себе дополнительные посты, стремясь избежать той липкой жирной пищи, которую здесь было принято стряпать. Братья ели неопрятно: каждый накалывал кинжалом на общем блюде тот кусок, который пришелся ему по вкусу, а жирный соус подхватывал краюхой хлеба. Руки они вытирали о штаны, а рты — о рукав. Даже во время торжественных обедов мясные кушанья подавали на хлебных тарелках, которые под конец трапезы, естественно, тоже съедались; настоящих тарелок на стол не ставили вовсе. Салфетки здесь, видимо, считались чем-то «слишком французским»; братья полагали, что куда более патриотично вытирать рот рукавом, как это делают невежественные крестьяне, и приходить повсюду с собственной ложкой; свои ложки братья оберегали, словно драгоценное наследство, и, утолив голод, совали в голенище сапога.
Я осторожно отделила кусочек мяса и стала потихоньку жевать, хотя от запаха пережаренного жира меня уже тошнило. Но мне нужно было чем-то занять себя, поскольку теперь Эдмунд и Джаспер принялись — прямо в моем присутствии, словно я глухая и немая! — рассуждать, достаточно ли я плодовита и смогу ли в ближайшее время родить; упомянули они и о том, что если королеву удастся изгнать из Англии или же ее младенец умрет, то именно мой сын окажется одним из наиболее вероятных претендентов на престол.
— И ты думаешь, что наша королева допустит такое? — засмеялся Эдмунд. — Что Маргарита Анжуйская не станет сражаться за английский трон? Не смеши меня, ей отлично известны свои права и обязанности. Между прочим, кое-кто утверждает, что она и в иных случаях ведет себя очень даже решительно и ее спящему мужу не под силу остановить ее. Ходят слухи, что она и ребенка-то заделала без его помощи. Закрутила с каким-то молодым конюхом, вот он немного и поскакал на ней верхом, чтобы королевская колыбель не пустовала, пока король грезит наяву.