Именно из этого водоносного слоя вода капала сейчас мне на лоб. Я уставилась на потолок и влагу, которая начала собираться там, готовая вот-вот упасть в виде очередной капли, и низко простонала. Все мои мышцы болели. Я вдруг осознала, насколько защищённой и праздной была моя жизнь на Сумеречной окраине. Единственной физической активностью там была зарядка в голом виде на пару с Мором. И хотя она заставляла моё сердцебиение ускоряться, она сильно отличалась от тех тренировок, которые были у меня дома по три раза в неделю.
Дом. Лос-Анджелес. Мысль о том, что я была в шаге от возвращения туда, казалась мне нереальной. Настолько нереальной, что в моих мыслях и воспоминаниях Лос-Анджелес представлялся мне более фантастическим, чем Туонела. Я словно потеряла связь с той жизнью, которой когда-то жила, и я не знала, смогу ли я снова к ней вернуться. Жара, солнце и грязноватый блеск этого города казались мне теперь ужасно скучными после всего этого времени, проведенного здесь.
«Да, но скучные вещи безопасны, — напомнил мне мой внутренний голос. — Ты жива благодаря скучным вещам».
Только вот была разница между тем, чтобы быть живой и чувствовать себя живой. Я проживала свою скучную жизнь в Лос-Анджелесе, я была в безопасности и справлялась. Но я никогда не чувствовала себя живой. Никогда не чувствовала связь с землей, солнцем, луной и всеми этими магическими вещами, которые оказались реальными. Я никогда не чувствовала живительную силу, которая текла по моим венам и наполняла энергией мои клетки.
Забавно, что мне потребовалось посетить Страну мёртвых, чтобы почувствовать свою жизненную силу.
Я вздохнула, потянулась и опустила глаза на свою одежду. У меня было только моё свадебное платье, поэтому мне ничего не оставалось, как отрезать от него порванные части с помощью ножа, сделанного из белого светящегося селенита. Теперь разорванный подол моего платья доходил мне до колен, и в своих сапогах я походила в таком наряде на немытую героиню в стиле стим-панк.
Я взяла нож, и, прикоснувшись к нему, почувствовала, что он был холодным. И он слегка светился в моих руках. Казалось, что его лезвие с вырезанными узорами было недостаточно острым, чтобы разрезать даже масло и, тем не менее, мне удалось без проблем разрезать им насквозь множество слоев ткани. Мицелий принёс мне этот нож, когда я попросила об этом, и мне стало интересно, заметит ли кто-то, если я заберу его себе. Я была почти уверена, что мы сразу же побежим до места высадки мёртвых, как только погода нам это позволит, но оружие никогда не было бы лишним. И дело было не только в тех существах, которые могли захотеть нас убить. Поскольку Расмус был ребёнком Лоухи, мне не следовало расслабляться.
Поэтому я взяла нож и засунула его в свой сапог, который был теперь приятно сухим, после того как Рамсус просушил его у костра. Затем я снова легла, отодвинувшись от капающей воды, и попыталась заснуть.
Но как только я оказалась в странном сумеречном месте между бодрствованием и сном, я услышала, как Расмус сказал:
— Ханна? Ты проснулась?
— М-м-м-фм-ф, — простонала я, после чего перевернулась на бок и посмотрела на него.
Он был освещен сферой, и я не могла разглядеть его лица, но на какое-то мгновение оно показалось мне зловещим и грозным, словно это был вообще не он. Словно это кто-то другой смотрел сейчас на меня. Словно, если бы он повернул лицо к свету, я бы увидела оскал острых зубов, ухмылку и пустые глаза, которые не обещали ничего кроме боли и ужаса.
— Что такое? — спросил он. — Ты выглядишь так, словно увидела привидение.
Я продолжила смотреть на него, и у меня начало перехватывать дыхание, но затем жуткая иллюзия медленно исчезла, и я увидела, что передо мной сидел не кто иной, как Расмус.
— Я не могла понять, где я, — с трудом проговорила я, пытаясь отогнать тревожное чувство.
Он кивнул.
— Не знаю, сколько сейчас времени, но я вполне отдохнул. Думаю, нам стоит отправляться в путь.
Он откашлялся.
— Саммалта? — сказал он, повысив голос, который отразился от стен. — Ты здесь?
Мицелий засиял.