Я раскрыл книгу, и моим глазам потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к языку. Я знал эти символы, так как все языки вселенной были заложены в меня с рождения, но мне всё равно потребовалось некоторое время, чтобы уложить их у себя в голове.
— Это дхаркасский язык, — сказал я Калме, захлопнув книгу. — Он бесполезен. Я уже работал с ним раньше. Магия дхаркассцев уступает магии шаманов Верхнего мира, не говоря уже о Лоухи.
«Не то, чтобы я что-то предлагал, — заговорил Сарви, — но у Лоухи есть преимущество в виде крови шамана…»
— Да? — раздраженно ответил я. — И?
«У тебя тоже есть доступ к крови шамана», — сказал Сарви.
— К какой ещё крови шамана у меня есть доступ?
— Ханна? — удивленно сказал Калма. — Если она и обладает какой-то магией, то она об этом не знает.
Я сощурил глаза и посмотрел на Сарви.
— Так что ты всё-таки предлагаешь? Лоухи получила доступ к магии Ильмаринена, выпуская из него кровь. Я может быть и жестокий, но я не собираюсь делать этого со своей женой.
«Я совершенно точно этого не предлагал, сэр, — быстро продолжил Сарви. — Я имел в виду, что вам не следует списывать её со счетов. В ней течёт кровь Торбена, так же, как и в Расмусе. И хотя Расмуса и обучал Торбен, это не значит, что Ханна не сможет чему-нибудь научиться».
— И кто будет её обучать? — спросил я. — Разве я похож на шамана, мать его?
«Может быть, ей вообще не нужно никакое обучение, в том смысле, в котором его понимают шаманы? Чем дольше она находится в Туонеле, тем больше её способности будут проявляться. Я это вижу, и я знаю, что вы тоже видите. Изменения в ней. И то, что она постепенно перестает быть… смертной. На вашем месте я был бы очень осторожен. В один прекрасный день её гнев может быть направлен на вас».
Я засмеялся.
— Ох, Сарви. Разве ты не знал, как сильно заводит меня её гнев?
Комната погрузилась в тишину. Кажется, я умел заставить своих соратников почувствовать себя неловко.
Калма поднялся на ноги, тяжело вздохнул и взял книгу.
— Я возвращаюсь к кульману.
— Забудь о нём, — сказал я ему. — Я знаю, что должен сделать. По крайней мере, сейчас. И это не связано с Ханной.
Они, кажется, не понимали, что никто из нас не мог на неё полагаться пока я не мог ей доверять.
«Так каков ваш план?» — спросил Сарви и снова взмахнул хвостом.
Я поднялся на ноги и упёрся руками в стол.
— Пришло время призвать мою Сумеречную сущность.
— Сейчас? — тихонько вскрикнул Калма. — Сейчас самое неподходящее время для того, чтобы играть с тенями, Туони.
— Судя по тому, что вы сказали, подходящее время никогда уже не наступит. Послушайте, я осознаю все риски, особенно учитывая тот факт, что Лоухи становится всё более могущественной. Но если я призову свою Сумеречную сущность, это будет отвлекающим маневром. Мы сможем выманить наружу повстанцев, а также Лоухи, Расмуса, бродяг, и всех, кто, мать его, поддерживает восстание. Я объявлю Состязание костей, где Туонен будет судьёй, и где я продемонстрирую новую королеву. Моя Сумеречная сущность будет с ней рядом, а я буду наблюдать со стороны. Это один из тех многочисленных примеров, когда моя Сумеречная сущность может быть полезна.
— Мне это не нравится, — сказал Калма, покачав головой.
«Мне тоже», — сказал Сарви.
— Отчаянные времена требуют отчаянной магии, — сказал я, выпрямившись. — Как говаривал один старик.
Я прошёл мимо них в сторону двери.
— А теперь, прошу меня извинить, но я должен сделать это один.
Я вышел из комнаты, прошёл несколько лестничных пролетов и оказался в Библиотеке туманов. Её дверь была, как всегда, заперта и находилась под магической защитой. Я провёл перчаткой по резьбе в виде черепов посередине двери. Раздалось знакомое шипение — звук открывающегося гигантского замка.
Я проскользнул внутрь, темнота рассеялась, и зажглись светильники, осветившие огромное пространство. На меня, как всегда, накатила энергия, заставившая руны на моём теле завибрировать. В Библиотеке туманов всегда было так много духов и следов разных душ, живших в разное время, что воздух был наполнен ими, точно пылинками. Множество завес пересекались друг с другом, из-за чего здесь появлялось очень много мёртвых, которые не хотели быть мертвыми. Это были беспокойные духи, которые вечно на меня злились. Они думали, что раз уж я Бог смерти, то именно я несу ответственность за их гибель. Спорить с ними было бесполезно.
Я начал отмахиваться от пылинок руками, игнорируя их возмущенные крики.