— Однажды у тебя? Ха! Это шутка? — Марта усмехнулась.
— Нам нужна хорошая закройщица; Рода заболела и не может больше работать, — заговорила сидевшая за ближайшей к нам машинкой женщина, зажимая в зубах булавки.
— Это верно, — медленно кивнула Марта. — Ну, ладно, поступим таким образом. Ты, принцесса, отправляйся гладить и убираться. Твои нежные ручки должны слегка огрубеть.
— Я не принцесса, — сказала Белка.
— Быстро!
Затем Марта осмотрела меня и Кролика с ног до головы.
— Что касается вас, два жалких подобия швей, вы пройдете испытание. Скажу прямо: работа у меня есть только для одной из вас. Только для одной, понятно? Если не справитесь с моими требованиями — а они у меня очень высокие, — я вышвырну отсюда вас обеих. Я прошла очень хорошую школу.
— Я не подведу, — ответила я.
Марта выбрала из лежавшей неподалеку груды одежды полотняную блузку, окрашенную в такой свежий, мятный цвет, что ее практически можно было ощутить на языке.
— Распустишь ее и слегка расширишь, — распорядилась Марта. — Это жены одного офицера, она сливки пьет кружками, поэтому стала толще, чем ей кажется.
Сливки… сливки! Бабушка заливает ими клубнику в своей любимой кружке с зелеными цветами…
Я мельком увидела этикетку на воротничке, и у меня на секунду остановилось сердце. Там стояло имя одного из самых известных в мире домов моды. Такого знаменитого, что я даже в окна этого салона не посмела бы заглянуть.
— А ты… — Марта сунула мне в руки лист бумаги. — Еще одна наша покупательница, Карла, заказала платье. Вечернее, для субботнего концерта или чего-то подобного. Вот ее мерки, посмотри и запомни, я заберу листок. Можешь использовать манекен номер четыре, ткань выбери сама.
— Какую?..
— Выбирай то, что подойдет блондинке. Но сначала вымойся в той раковине и затем надень рабочий комбинезон. В моей мастерской чистота — непременное условие. Никаких грязных отпечатков пальцев, кровавых пятен и пыли на ткани. Ясно?
Я кивнула, из последних сил стараясь не заплакать.
— Считаешь меня суровой? — Ее губы дернулись в улыбке. Она прищурилась и указала кивком в дальний угол комнаты: — В таком случае не забывай о том, кто стоит там.
Там, прислонившись спиной к стене, стояла и внимательно разглядывала свои ногти темная фигура. Я взглянула на нее один раз и отвернулась.
— Так чего ты ждешь? Первая примерка в четыре.
— Вы хотите, чтобы я с нуля сделала платье до четырех? Это…
— Слишком сложно? Слишком мало времени? — презрительно усмехнулась она.
— Нет. Я смогу.
— Тогда вперед, школьница. И помни, я жду, что ты продуешь…
— Меня зовут Элла, — сказала я.
«Плевать» — было написано на ее равнодушном лице.
Раковина в мастерской была одной из тех массивных керамических приспособлений с рыже-зелеными подтеками, где под кранами плачут трубы. Мыло едва мылилось, но это лучше, чем ничего, чем то, что у меня было последние три недели. Здесь было даже полотенце, полотенце! Я завороженно смотрела на чистую воду из крана.
За моей спиной Белка ждала своей очереди.
— Похоже на жидкое серебро, верно? — сказала она.
— Тсс! — нахмурилась я, вспомнив о застывшей в дальнем углу комнаты темной фигуре.
Я неторопливо умывалась. Белка подождет. О том, как важно быть чистой и прилично выглядеть, я знала и не будучи аристократкой. Внешность важна. Бабушка всегда ругается, если видит грязь на руках, под ногтями или в других местах. «У тебя за ушами картошку сажать можно!» — говорит она, и я снова иду к умывальнику.
«Чистые руки — залог чистой работы» — еще один любимый девиз. Еще бабушка бормочет: «В хозяйстве все пригодится».
И если случается что-то плохое, она пожимает плечами и говорит: «Все лучше, чем мокрой селедкой по лицу!»
Я никогда не любила копченую рыбу. Ее запах стоял в доме несколько дней, и в ней всегда попадались кости. Даже когда бабушка говорит: «Не волнуйся, она без костей». А потом начинаешь задыхаться, когда одна из тонких костей застревает в горле. И необходимо взять салфетку и аккуратно вытащить ее, не привлекая к себе внимания других за столом. Вытащить, положить на тарелку и не смотреть на нее до конца трапезы. Стараться не смотреть, хотя знаешь, что она рядом.
Здесь, в Биркенау, я решила видеть только то, что хочу. Каждая секунда из прожитых мной трех недель была ужасной, намного хуже любой селедочной косточки. Я чувствовала себя какой-то бездушной куклой, которую толкают то туда, то сюда, заставляют ждать, стоять, идти, сидеть на корточках. Я не находила слов, чтобы спрашивать о том, что это за место и что здесь творится. Впрочем, мне не хотелось знать ответы. Теперь, оказавшись в швейной мастерской Марты, я вдруг снова почувствовала себя живой, вдохнула свежего воздуха. Забыла о том, что окружало меня. Мир сузился до платья Карлы.