Итак, с чего же начать?
Первая примерка уже в четыре. Невозможно. Придумать фасон, выбрать ткань, раскроить ее, сметать, отпарить. Я собиралась провалить испытание, как и ожидала Марта.
«Не думай о том, что можешь потерпеть неудачу, — сказала бы моя бабушка. — Ты можешь сделать что угодно. Кроме выпечки. Тосты у тебя паршивые».
Я стояла в близком к панике состоянии и чувствовала на себе чей-то взгляд. Это Белка смотрела на меня, склонившись над гладильной доской. Скорее всего, смеялась. А почему нет?
Я повернулась к ней спиной и потопала в своих дурацких, слишком больших башмаках к полкам с тканью. Подошла ближе и моментально забыла о Марте с ее угрозами. До чего же радостно и приятно было видеть цвета, кроме коричневого. Три недели ничего, кроме древесно-коричневого, грязно-коричневого и других, слишком ужасных, чтобы вспоминать.
Теперь перед моими глазами предстал целый калейдоскоп ярких красок. Марта сказала, что Карла — блондинка. Что же мне выбрать для блондинки? По контрасту с царящим во всем Биркенау коричневым первым мне в голову пришел зеленый. Блондинкам идет зеленый. Я начала подбирать оттенок. Там был мшистый темно-зеленый бархат. Светло-зеленый шифон, блестящий, как в серебристом лунном свете. Яркая хлопчатобумажная зеленая ткань с узором из листьев. Атласные, словно светящиеся изнутри ленты… И мой любимый изумрудный шелк, напоминающий прохладную воду под пестрыми деревьями.
Мысленно я уже видела платье, которое сошью для Карлы. Мои руки уже обрисовали в воздухе фигуру, коснулись невидимых плеч, прошлись по швам, очертили юбку. Я оглянулась. Мне нужен был стол. Стол и бумага для раскройки. Карандаш, булавки, ножницы, иголка, нитка, швейная машина и завтрак. Боже, так голодна…
— Прости, — тронула я за рукав проходившую мимо меня высокую, тоненькую, как прутик, швею. — Не подскажешь, где мне найти…
— Тсс, — перебила меня девушка, изобразив пальцами жест «рот на замок». У нее были поразительно красивые, элегантные пальцы как из рекламы лака для ногтей, но без лака.
Я уже открыла рот, чтобы спросить, почему здесь запрещено разговаривать, но передумала. Хотя фигура в дальнем углу, похоже, не смотрела в нашу сторону, кто знает…
Худенькая девушка — Жираф, так я назвала ее про себя — сделала знак рукой и повела меня через ряды сидящих за швейными машинами работниц к стоявшему у дальней стены столу для раскройки. Она указала на свободный стул. За столом уже трудились три швеи, которые подвинулись, освобождая для меня место. Среди них была и Кролик, она нервно рассматривала вывернутую наизнанку блузку цвета свежей мяты.
Я села с лоскутом изумрудного шелка в руках. Надо было сделать выкройку. Бумагу и огрызок карандаша держала одна из девушек. Я сделала глубокий вдох и поднялась, чтобы жестом показать, что мне тоже нужны бумага и карандаш. Девушка ощетинилась, словно ежик, и придвинула бумажный рулон ближе к себе. Я взялась за рулон и сильно потянула на себя. Ежик дернула его обратно. Я снова рванула бумагу на себя, уже сильнее, и вырвала ее из рук девушки. Затем отобрала у нее и карандаш.
Марта смотрела на нас. Мне показалось, что она улыбнулась? Она коротко кивнула, словно подтверждая, что так здесь все и устроено.
Я развернула рулон. Бумага была коричневой, гладкой и блестящей с одной стороны и шероховатой, покрытой бледными полосками — с другой. Как оберточная бумага для упаковки колбасы. Замечательные сочные колбаски с кусочками мелко нарубленного лука. Или с томатом, огненно-красные от жара сковородки. Или с травами, базиликом и тимьяном.
В животе заурчало.
Бабушка всегда чертит выкройки на газете. Она в считаные секунды могла набросать готовую выкройку платья или костюма прямо на развороте местной газеты. Потом режет прямо по заголовкам, рекламным объявлениям и биржевым сводкам. Если платье сделано по ее выкройке, покупатель остается довольным первой же и единственной примеркой. Моим выкройкам требуется несколько проб. Бабушка обычно смотрит за моей работой, стоя за плечом. Теперь я была одна. И слышала тиканье невидимых часов в моей голове — первая примерка в четыре…
Наконец выкройка была нарисована.