Лисабонцы очень любили всевозможные зрелища, и задолго до полудня три четверти верхнего и нижнего города скопилось у ворот Сан-Висенти в ожидании высокого посольства католических королей.
Высокородный сеньор Гарсиа де Карвахаль до последней мелочи продумал церемониал торжественного въезда посольства в столицу Португалии. Впереди посольского кортежа, обгоняя его на две-три мили, на вороном коне скакал герольд в красно-желтых одеждах.
Решительно никакой надобности в этом пестроцветном вестнике не было. Во всех городах и селениях, лежащих на пути кастильских послов, отлично знали, что сеньоры Гарсиа де Карвахаль и Педро де Айяла едут в Лисабон, и по приказу короля Жуана их везде встречали самым достойным образом.
Сеньору Гарсиа де Карвахалю все время, однако, казалось, будто португальцы относятся к нему без должного уважения: в одном месте эти нахалы и невежды перепутали его титул, в другом угостили чинов посольства недостаточно выдержанным вином, в третьем отвели личному оруженосцу дона Педро де Айялы помещение близ конюшни. И тем не менее, даже сварливый нрав главы посольства заметно смягчился, когда он увидел, что у ворот Сан-Висенти посланцев католических королей ждет весь двор Жуана Португальского. Две тысячи всадников – целое войско – в образцовом порядке выстроилось за воротами, и впереди на снежно-белом иноходце ждал послов король.
Тысячи лисабонцев вышли на городские улицы, и на узкой Руа-де-Сан-Висенти величественная процессия едва пробилась через плотное людское месиво. Столичные зеваки ликовали от всей души: не так уж часто доводилось им встречать столь роскошных гостей, да и за последние два-три года король не слишком баловал их своими торжественными выходами. Недолог дуть от ворот Сан-Висенти до замка Сан-Жоржи, но длинная кавалькада продвигалась очень медленно. В тот момент, когда голова ее уже достигла ворот замка, хвост тянулся где-то на окраинах города.
Сеньор Гарсиа де Карвахаль не без досады приметил, что его коллега, дон Педро де Айяла, вызвал у лисабонцев куда больший интерес, чем его собственная особа. Главному послу было, однако, невдомек, что праздную толпу волновал не сам дон Педро, а то хитрое приспособление, посредством которого одноногий дипломат держался на своем коне.
Когда процессия вступила в лабиринт тесных улиц верхнего города, всадникам пришлось вытянуться в длинную колонну и держаться попарно. И дон Педро, которому не терпелось как можно скорее вступить в беседу с королем, подъехал к монарху и посвятил его в историю утраты своей ноги.
Подобное начало переговоров не внушило королю надежд на их быстрый успех, и вскоре опасение это целиком оправдалось.
Сеньор Гарсиа де Карвахаль твердил на аудиенциях, данных ему королем, что отец-папа пожаловал Кастилии море-океан со всеми дальними и близкими островами. Португалия же, утверждал он, ныне имеет права только на ту узкую полоску моря-океана, которая окаймляет африканские берега.
А в частных беседах с Руи да Пиной он дюйм за дюймом вытягивал у королевского секретаря жилы, жалуясь на утеснения, которым его, родовитейшего рыцаря Испании и чрезвычайного посла католических королей, подвергают в замке Сан-Жоржи.
Одновременно дон Педро де Айяла на всех перекрестках рассказывал, когда, где и почему потерял он свою ногу, и повесть об этой злосчастной ноге знали уже наизусть все царедворцы, камердинеры и слуги.
Однажды король Жуан в сердцах сказал:
– Нам подсунули посольство без головы и без ноги.
Назавтра слова эти повторял весь Лисабон, но королю от этого легче не стало.
В последний день 1493 года он вызвал к себе Руи да Пину и дона Дуарте.
– Сеньоры, – объявил он своим верным советникам, – завтра я отправлю восвояси этих полоумных послов. Ведь и младенцу ясно, что донья Изабелла и дон Фердинанд тянут время и не желают доводить до конца переговоры, начатые почти год назад. Однако мой кузен и моя кузина просчитались. Сейчас дела у них складываются гораздо хуже, чем в ту пору, когда они начали эту грязную игру. Вчера мне донесли из Парижа, что Карл Восьмой Французский готов к войне с Арагоном. Войска его стоят на рубежах Италии и в Пиренеях. Король Фердинанд отлично знает, что, если мы вступим в союз с Францией, кастильцы не смогут прийти к нему на помощь. А донье Изабелле ведомо, что стоит только нам послать десяток-другой кораблей к Канарским и Азорским островам, и сразу же этот проклятый генуэзец окажется отрезанным от Кастилии.
– Стало быть, ваше величество, – сказал Руи да Пина, – надо известить о ваших намерениях донью Изабеллу и дона Фердинанда.
– Совершенно верно. Как только мы выдворим из Лисабона безголового Карвахаля и безногого Айялу, я пошлю кузине Изабелле не очень ласковое письмо и намекну ей, что к весне весь наш флот будет готов к боевым действиям и выйдет в море, если ее высочество не пойдет на уступки. Вам, дон Дуарте, кастильские дороги теперь знакомы, поэтому вы и повезете королеве мое письмо. И на этот раз вам уже не придется сбривать бороду и торговать целебными травами.
…Спустя два дня незадачливое посольство покинуло Лисабон, а в ночь на 5 января 1494 года чернобородый всадник выехал через ворота Сан-Висенти на сантаренскую дорогу и мимо монастыря Марии Благостной проследовал к кастильской границе.
Тордесильясский раздел
Дон Дуарте держал путь не в Барселону. В начале зимы Изабелла и Фердинанд перебрались в захолустный городок Медину-дель-Кампо, который лежал в самом сердце Старой Кастилии, на пустынном и холодном нагорье.
В Медине-дель-Кампо скрещивались главные дороги Кастилии, отсюда легко было добраться до Вальядолида и Саламанки, Сеговии и Толедо, Саморы и Леона. В паутине, которой походные канцелярии ее высочества оплели всю Кастилию, Медине-дель-Кампо отведена была роль центрального узла, и из ворот древнего мединского замка один за другим выезжали курьеры и тайные агенты королевы, чтобы спешно доставить ее указы, инструкции и письма во все уголки страны.
Хотя зима 1494 года была не в пример теплее прошлогодней, но в Медине-дель Кампо королевский двор изнывал от стужи. С самого рождества по кастильскому нагорью гуляла лютая метель, холодные ветры врывались в древний мединский замок через все щели, и усатые ветераны гранадской войны стыдливо кутались в девичьи шали, которые, однако, не спасали их от насморка.
В крещенскую вьюгу дон Дуарте проскакал из Саламанки в Медину-дель– Кампо. На этот раз он явился в Кастилию в качестве заурядного гонца, и доступ в покои королевской четы был ему заказан. Впрочем, дон Дуарте старался держаться подальше от их высочеств. Черную бороду португальского гостя часто можно было увидеть в кардегардии, в темных галереях левого крыла замка, где бродили вызванные в Медину чиновники разных ведомств, и в трапезной, куда дворцовые служители время от времени забегали, чтобы пропустить стаканчик-другой винца из королевских погребов.
Черная борода щедро поила своих случайных собутыльников, а в этом угрюмом замке языки за бочонком доброго хереса развязывались легко и быстро. К тому же дон Дуарте, на свое счастье, встретил в трапезной дона Педро де Айялу, с которым он имел случай два-три раза беседовать в Лисабоне.
Дона Педро королева приняла весьма холодно, и от огорчения он охотно прикладывался к бутылке и во хмелю забывал, что его чернобородый друг состоит на службе у короля Жуана Португальского.
– Ее высочество, – говорил дон Педро, – не ценит моих заслуг. Я ли не старался для нее, когда вел бой с королем Жуаном. Сказано мне было: ни шагу назад, и я, даром что нога у меня одна, как вкопанный стоял перед королем Жуаном и от той линии, которую наметил отец-папа, не отступил ни на дюйм. А сейчас, изволите ли видеть, ее высочество готова эту линию сдвинуть, лишь бы не ссориться с королем Жуаном… Нет, в ту пору, когда я потерял ногу…