И тогда Мбега с горсткой верных ему людей взбунтовался. Бунт этот был слишком уж запоздалым, — к этому времени силы были явно неравными. Войско Мбеги было разбито наголову, сам же он попал в плен.
Перед Ненауниром встала неразрешимая проблема. Казнить своего брата ему ничего не стоило, но тогда в соответствии с законом ему пришлось бы лишить жизни и себя самого или навеки оставить свои владения. Ненаунир знал о том, что многие зимбабвийцы сочувственно относятся к его брату и свято чтут древние законы, — отступи он от них, они тут же низвергли бы его с трона. Он и так еле держал их в узде, ибо Дамбалла требовал все новых и новых жертв, что вызывало всеобщее недовольство.
Он решил пожизненно заточить Мбегу в темницу и выставлял его на всеобщее обозрение лишь во время дворцовых церемоний. Решение это было мудрым, ибо, сделав Мбегу заложником, Ненаунир покончил и с мятежниками.
Брата своего он люто ненавидел. Во время последнего королевского выхода Мбега должен был публично покаяться и призвать к тому же своих людей. Однако вместо этого он на виду у всех плюнул в лицо Ненауниру. Теперь же его денно и нощно истязали.
Пока жизни Мбеги ничто не угрожало, — Ненаунир был не настолько силен, чтобы нарушить идущие от века законы предков. Искалечить его тоже не могли, ибо, в согласии с теми же законами, короли могли появляться пред своим народом лишь вместе и скрыть это было бы невозможно.
Негр закончил свой рассказ. Глаза его пылали гневом. Теперь он походил на могучего бесстрашного гладиатора.
— Скажи мне, Мбега, — много ли у тебя осталось сторонников? — спросил киммериец. Черный король кивнул.
— Мои люди остались верны мне. От Ненаунира же многие отвернулись, — он слишком жесток, он нарушает законы наших предков, он умерщвляет наших людей на своем поганом капище. Если бы я смог бежать отсюда, за один час я собрал бы такую армию, пред которой не устояли бы и воины Ненаунира. Но что толку болтать языком? Бежать отсюда невозможно…
— Поживем — увидим, — сказал в ответ Конан и загадочно улыбнулся.
8. Клоака
Паллантид полз по заросшему высокими травами берегу реки. От земли исходило отвратительное зловоние. Извиваясь словно змея, аквилонский генерал пробирался к деревьям, под которыми укрылся граф Тросеро. Услышав шум, пуантенец обернулся. Лицо и седая борода его были перепачканы грязью. По лицу ручьями тек пот.
— На стенах стоят дозорные, — прошептал Тросеро. — У каждой башни по взводу солдат. Так просто их не возьмешь.
Задумчиво покусывая ус, Паллантид стал рассматривать крепостные стены. Осада такой крепости могла занять не один месяц. Нужны были и тараны, и лестницы, и катапульты-Свет солнца внезапно затмился огромной тенью. Генерал замер. Над головой его проплыла одна из тех крылатых тварей, что атаковали их на болоте. С той поры минуло уже десять дней. Дракон стал кружить над городом. На спине его сидел чернокожий воин. Паллантида едва не вытошнило от омерзения.
— Клянусь кровью Дагона! — проворчал он. — Если он с тварями этими смог совладать, то с людьми-то уж как-нибудь справится!
Подлетев к одной из высоких башен, дракон присел на ее край и тут же скрылся из виду.
— Так вот оно в чем дело! — отозвался Паллантид. — Мы должны думать не о них, а о наших короле и принце!
— А ты уверен, что они здесь?
— Клянусь когтями Нергала, — это так же точно, как то, что у меня есть задница! — сердито прошипел генерал. — Ненаунир — единственный союзник Тот-Амона. Ты думаешь почему эти твари утащили именно короля и принца? А-а… Вот то-то и оно!
— Как ты думаешь — живы ли они?
— Пока мы не окажемся за этой стеной, этого мы не узнаем.
Тросеро вздохнул.
— Не знаю как тебе, а мне эти стены кажутся неприступными.
— Для войска — да, но для человека — нет. Тросеро удивленно посмотрел на генерала.
— У тебя что, — есть какой-то план? Генерал почесал бороду.
— Ты помнишь этого зингарского вельможу Мурзио?
— Этого тщедушного прохиндея? Еще бы мне его не помнить!
— Так-то оно так, — прохиндей он конечно изрядный, — но не забывай и о том, что королю нашему он служит верой и правдой, да и фехтовальщик он отменный! Я и сам понимаю, что никакой он не дворянин, но это дела не меняет. Конан помнит о том, что сделал для него отец Мурзио в ту пору, когда наш король еще был пиратом, и потому он благоволит к нему. Помнишь, года три назад Конан принимал во дворце своего старинного приятеля Нинуса?
— Ты говоришь о монашке? Конечно помню! У короля нашего друзья право слово странные! Этот же будет похлеще всех прочих!
Паллантид усмехнулся.
— Что верно, то верно! Днем он ходил по дворцу важный как патриарх, ночами же таскался по борделям и питейным лавкам! Так знай же, — Нинус и Мурзио воры, каких поискать. Конан решил сделать из Мурзио шпиона и попросил Нинуса о том, чтобы тот научил своего сына всяким там воровским штучкам. В науке этой Мурзио преуспел настолько, что едва ли не превзошел своего учителя. Когда Конан отослал его в Шем, Мурзио как-то смог проведать о заговоре, готовившемся офирским королем и несколькими шемскими царьками. Более того, он смог похитить документы, изобличавшие заговорщиков!
За это Конан даровал ему рыцарское звание. Так что Мурзио благодарен ему теперь по гроб жизни и ради короля своего пойдет на что угодно.
— Ну а теперь объясни мне — какое отношение имеет Мурзио к Старому Зимбабве? Сощурив брови, Паллантид прошептал:
— Одни из ворот этой крепости не охраняются, — я говорю о сточных трубах.
— Сточных трубах?! Да ты никак рехнулся! На кой черт сточные трубы этим варварам?
— Им-то они конечно ни к чему. Но ты забываешь о том, что крепость строилась не ими. Видишь решетку на южной стене? А видишь, что оттуда течет?
— Ты, похоже, прав…
— Думаю, сюда стекают нечистоты со всего Зимбабве. Скорее всего сеть подобных труб проходит подо всем городом. Негры вряд ли додумались бы до этого, — похоже, над системой этой трудились прежние обитатели города. Теперь скажи мне, — кто кроме Мурзио сможет пролезть между этими прутьями? Правильно, — никто. Он же сделает это в два счета.
Тросеро почесал свою позеленевшую от ила бородку и задумчиво произнес:
— Кажется, я начинаю тебя понимать. Он эдаким червем заберется внутрь, перережет охрану и откроет пред нами городские врата. Я тебя правильно понял?
— Ну конечно, граф! Что мне особенно здесь нравится, так это сточные трубы! При одной мысли о том, что этот разборчивый длинноносый зингарец перепачкается в дерьме с ног до головы, у меня голова кругом начинает идти! Уж кого не люблю, так это зингарцев, особенно с той поры, как застал свою жену в объятиях зингарского трубадура! Вернее, бывшую жену-Тросеро ухмыльнулся.
— Ну что ж, тогда вернемся в лагерь и известим благородного Мурзио о том, что волею судеб ему суждено стать спасителем короля!
— Только смотри, — об этом я скажу ему сам!
Через несколько часов, когда стены и башни Зимбабве уже объяли вечерние сумерки, из леса вышел человек. Бесшумно переплыв через реку, он пошел вверх по зловонному ручейку, вытекавшему из трубы. Добравшись до решетки, он на миг замер, но тут же скрылся из виду, исчезнув в трубе.
Трудно было сказать, благородная ли кровь текла в жилах Мурзио, но единожды присягнув на верность королю, он готов был служить ему до самого конца.