Я слышу, как дрожит мой голос, но мне все равно. — Времена изменились, Антуан. Ты больше не владелец плантаций, вольный использовать людей для собственной выгоды, как считаешь нужным. Возможно, я не смогу рассказать людям, кто ты такой. Но я позабочусь о том, чтоб ты больше никогда никому не причинил вреда, особенно Джереми.
Пока я говорю, его лицо темнеет. К тому времени, как я заканчиваю, на его лице не остается и следа эмоций, только холодная, древняя неподвижность, которая заставляет меня непроизвольно отступить назад.
— Если ты останешься владельцем этого дома, — категорично говорит он, — ты умрешь. Это может занять неделю или месяц — но вы умрете. Кезия и Калеб спасутся. И все, что ты говоришь, что хочешь предотвратить, произойдет, только хуже, намного хуже, чем ты можешь себе представить.
— Я знаю, что мое имя не может остаться в документе. Я не собираюсь позволять Кезии или кому-либо еще контролировать мой разум.
Он хмурится. Один палец нетерпеливо постукивает по колонке. — Тогда что именно ты планируешь делать, Харпер? Ты не можешь передать дом своему брату. Если ты продашь его, то обречёшь кого-то другого на свою собственную судьбу, и почему-то я сомневаюсь, что ты это сделаешь.
Алый цветок магнолии опускается и ложится на деревянные доски крыльца, его мягкие ароматные лепестки болезненно контрастируют с жестким напряжением между нами. Я поднимаю глаза от него обратно к Антуану.
Ты женишься на мне.
Я смотрю прямо на него. — И дашь мне фамилию Мариньи.
Глава 16
Решение
— Жениться на тебе?
Антуан смотрит на меня с полным недоверием. — Я не могу жениться на тебе.
— Да, ты можешь.
Теперь, когда я приняла решение, все кажется очень ясным. — Мы поедем в Джексон в среду.
Он ошеломленно моргает. — Ты несовершеннолетняя.
— А ты вампир.
Я пристально смотрю на него. — В Миссисипи несовершеннолетним разрешено вступать в брак с согласия родителей. Ты заставишь судью подписать форму согласия и любого другого должностного лица сделать то, что нам нужно.
Я поднимаю брови и многозначительно смотрю на него. — Как будто ты уже не заставил половину чиновников в городе прекратить подачу воды и электричества. О, погоди.
Я смотрю в небо, как будто на меня только что снизошло озарение.
— Я думаю, что они только что осознали свою оплошность и почувствовали внезапное желание заняться подключением особняка Мариньи в качестве своего главного приоритета.
Я наклоняю голову и складываю руки на груди. — Я ожидаю, что завтра приму горячий душ с включенным светом.
— Ты не можешь выйти за меня замуж.
— Ты слышал, что я только что сказала о воде и электроэнергии?
Я начинаю испытывать дикое удовлетворение, видя его обычное самообладание таким взъерошенным.
— Нет никакой гарантии, что это вообще сработает.
— Сработает. Проклятие требует имени Мариньи, по браку или происхождению. Я определенно жива, и после среды я стану Мариньи по браку. Ты заставишь нужных чиновников, мы меняем имя в документе, и вуаля.
Я щелкаю пальцами. — Сделано.
— Это самая нелепая идея, которую я когда-либо слышал.
Он подходит ближе к двери, как будто ему ничего так не хочется, как протянуть руку и придушить меня. Я стою прямо за порогом, скрестив руки на груди, и мило улыбаюсь. Он кладет одну руку высоко по обе стороны дверного проема и смотрит на меня взглядом, который он, без сомнения, считает угрожающим. — Что ты собираешься сказать своему брату?
— Абсолютно ничего. И ты тоже не скажешь. Джереми тоже. Это между тобой, мной и адвокатом, которого ты заставишь изменить имя в документах дома.
— Джереми.
Он с удовлетворением набрасывается на это имя. — Если ты намерена совершить что-то настолько безумное, ты можешь выйти за него замуж.
— Нет.
Я опускаю свой легкий тон и твердо встречаюсь с ним взглядом. — Ты сделал более чем достаточно, чтобы разрушить жизнь Джереми. Он потерял родителей и, вероятно, большую часть своего рассудка. Я больше не буду заставлять его проходить через это. Я хочу, чтобы он был свободен от этого дома и проклятия на нем, — я делаю паузу, мои глаза сужаются. — И пока мы обсуждаем эту тему — когда все закончится, и ты навсегда покинешь Дипуотер, ты больше никогда не приблизишься к Джереми. Никогда. Ты понимаешь?