– Выходит, что забота о мирском благе ваших детей вынуждает вас пренебрегать их душами!
– Не знаю, что я люблю в Роберто – душу или тело, – ответила Бьянка, – но я не позволю, чтобы ему причинили вред.
– Бьянка отдала сыну всю свою любовь, – промолвила Исабелья. – Она говорит то, что думает. Вы должны ее простить, леди Харди. Но не бойтесь – она никогда вас не выдаст.
– Конечно, не выдам, – подтвердила Бьянка. – Я бы хотела исповедаться в своих грехах и получить отпущение. Но Роберто я ни за что не подвергну опасности.
Леди Харди даже не взглянула на нее.
– Я намеревалась предложить эти блага обоим детям, – сказала она. – А девочке вы позволите делить с моими детьми их наставника?
Исабелья посмотрела в испуганные глаза Бьянки. «Нет! Нет!» – говорили они. Бьянка прижала руки к груди.
– Вы видели мою дочь, – сказала Исабелья. – Такого ребенка, как Пилар, нелегко контролировать. У нее буйное воображение. Она абсолютно неукротима. Боюсь, что посвятить Пилар в такой секрет означало бы подвергнуть опасности не только ее, но и всех, кто в этом замешан.
Бьянка расслабилась, на ее губах мелькнула хитрая усмешка. Исабелья тревожилась за своего ребенка так же, как она за своего, но Бьянка говорила все, что у нее на уме, а Исабелья выражала свое решение уклончиво. «Вот в чем разница между знатной сеньорой и цыганкой», – подумала Бьянка.
Губы леди Харди плотно сжались. Она была обращена в ту веру, которую считала истинной, и, как часто бывает, являлась более горячей ее приверженкой, чем те, кто воспитывался в ней с детства. Детям навязывали религию, а она сама ее избрала, поэтому они исповедовали веру пассивно, а она – со всей страстью.
– Разговаривая с Пилар, нужно быть очень осторожным, – продолжала Исабелья. – Более того, когда ее отец дома, девочка постоянно при нем. Он решил, что она будет только его дочерью. Если выдать ей подобную тайну, это может повлечь за собой катастрофу. Вы были очень добры. Если бы я могла сама принять те блага, которые вы так любезно предложили, то я с радостью сделала бы это.
Леди Харди улыбнулась:
– Возможно, в своем стремлении оказать вам помощь я была немного неосторожна. Уверена, вы понимаете, что душам ваших детей грозит вечное проклятие. Пастор обучает их всей лжи, которой придерживается государственная церковь. Их души могут оказаться навсегда потерянными для Бога.
– Религиозные наставления мистера Пауэра не особенно их увлекают, – отозвалась Исабелья. – Не сомневаюсь, что дети выслушивают их еще менее внимательно, чем все остальное.
Глаза леди Харди внезапно блеснули.
– Святые оберегают их! Это чудо – я поняла это, встретив их вчера на лужайке. Мне было предопределено спасти их. Но вы, разумеется, правы. Мы не должны подвергать опасности тех, кто делает так много для нас и нашей веры. Нам следует соблюдать осторожность. Пусть дети продолжают учиться у мистера Пауэра, по тому что, если они будут приходить на занятия в наш дом, могут подняться разговоры. А мы с вами будем друзьями. Вы можете приходить к нам, и никто не узнает, что будет происходить во время ваших визитов. Две испанские женщины могут наносить соседям визиты под каким-нибудь предлогом. Что касается детей, то нам придется подождать. Мистер Пауэр болен. Вчера у него была колика. Быть может, Господь в Своем милосердии решит прибрать его и тем самым освободить для ваших детей путь к религиозным наставлениям, которые приведут их к истине.
– Да, – кивнула Исабелья, – так мы и поступим. Я очень признательна, что вы предоставили мне эту возможность.
Леди Харди поднялась и, подойдя к Исабелье, обняла ее.
– Когда я думаю о том, что вам пришлось вынести, мое сердце обливается кровью. Но Господь милостив. Он не забывает тех, кто в беде. Быть может, даровав вам возможность молиться Ему подобающим образом, Он решил принести вам облегчение от того тяжкого бремени, которое Он счел необходимым возложить на ваши плечи. Приходите ко мне завтра одна – это будет вы глядеть как ответный визит.
– Я приду, – пообещала Исабелья.
Пилар знала, что у взрослых появились какие-то тайны. В доме происходили неуловимые изменения. Они касались ее матери, Бьянки и Карментиты.
Ее мать стала часто бывать в Харди-Холле. Она ни когда не брала с собой дочь, хотя Пилар все время ходила играть с детьми Харди. Однажды или дважды она хотела зайти в часовню, но дверь оказалась запертой.
Пилар ходила туда одна. Роберто отказался ее сопровождать.
– Ну почему ты не идешь со мной, Роберто? – приставала к нему девочка.
– Потому что не хочу, – отвечал Роберто.
Он предпочитал лежать в траве и смотреть на море.
– Мне больше нравится здесь, – говорил он.
– Но мы и так все время здесь! А в Харди-Холле я еще столько всего не видела! – Пилар хотела рассказать ему о часовне и тайнике под лестницей, но во время сдержалась. – Ты просто боишься, Роберто. Что-то в Харди-Холле тебя пугает.
Но он только смеялся. Иногда ей хотелось разозлить его – встряхнуть или дернуть за волосы.
– Почему ты не хочешь пойти в Харди-Холл, Роберто? – не унималась Пилар. – Тебе не нравится Говард?
– Нет.
– Значит, эта глупышка Бесс?
– Нет.
– Почему ты боишься бывать в Харди-Холле?
– Я не боюсь.
– Ну как хочешь. – Она наморщила лоб и медленно встала.
– Куда ты? – спросил он.
Пилар не ответила. Она задумчиво пошла прочь. На сей раз Роберто не последовал за ней.
Бьянка стирала одежду и вешала ее сохнуть на изгородь.
Пилар молча наблюдала за ней.
– Почему ты не с Роберто? – спросила Бьянка.
– Он лежит на утесе. Я хочу пойти к Говарду и Бесс, а Роберто не желает идти со мной. – Наблюдательная Пилар заметила на лице Бьянки удовлетворенное выражение. – Он никогда туда не ходит, – продолжала она. – Ему там не нравится.
Болтливая Бьянка на сей раз ничего не сказала.
– Глупо, – добавила Пилар. – В Харди-Холле столько интересных вещей.
– Каких вещей? – насторожилась Бьянка.
– Много комнат для игры, мест, где можно прятаться. Там есть даже часовня.
– Нужно быть довольной своим домом, – заметила Бьянка.
Пилар молча отошла. Теперь она знала, что это Бьянка не хочет, чтобы Роберто ходил в Харди-Холл.
Она отправилась на кухню к Карментите.
В кухне было жарко, так как день был теплый, а Карментита развела огонь, и помещение наполнилось запахом ольи подриды. Карментита привезла с собой в Англию кушанья своей родины.
В данный момент она спорила с садовником Уильямом о сравнительных достоинствах ольи подриды и английского пудинга.
Пилар казалось, что Карментита тоже изменилась. Она стала еще более веселой и довольной. Ей явно хотелось пофлиртовать с Уильямом, поэтому она не вы разила особой радости при виде Пилар.
– Запах твоей ольи сохраняется несколько дней! – говорил Уильям.
– Тем лучше! – смеялась Карментита.
Она оттолкнула Уильяма, а он ее шлепнул. Обоим это доставляло огромное удовольствие.
– Когда-нибудь, – сказала Карментита, – я приготовлю тебе тортильи по-испански.[40] Это блюдо, Вильям, заставит тебя улыбаться. А если ты мне понравишься, сделаю тебе чурос[41] в кипящем масле – это настоящий праздник.
– А что ты положишь в твою тортилью?
– Травы, которые ты для меня соберешь, и другие вещи.
– Собирай свои травы сама.
В это время они заметили Пилар.
– Что тебе здесь нужно? – осведомилась Карментита. – Тебе нравится запах лука?
Пилар кивнула.
– Уильям, – сказала она, – у тебя на клумбах полно сорняков, а карты сообщили Бьянке, что капитан скоро вернется.
– Я работаю не покладая рук, – оправдывался Уильям. – Но на месте одного сорняка тут же вырастают два.
– Это потому, – заявила Пилар, – что тебе больше нравится шлепать испанских леди, чем пропалывать клумбы твоего хозяина.
Карментита расхохоталась. Ей понравилось; что Пилар упомянула о ее прелестях, отвлекающих Уильяма от прополки. Уильям вышел, бормоча что-то о детях, которым слишком много позволяют.
40
Тортильи – так испанцы называют ароматные лепешки из особого теста, рецепт приготовления которых вывезли из завоеванной ими Мексики.