Они приближались к поместью. Бьянка смотрела на расстилающиеся перед ней виноградники. Река блестела на ярком солнце, хотя по-настоящему жаркое долгое лето еще не наступило.
При виде дворца Бьянка затаила дыхание. В солнечном свете он казался золотым мавританским храмом. Ей не терпелось попасть туда. Исабелья поручила ей повидать Доминго и рассказать, как он выглядит.
В сумке, привязанной к ее спине, лежал вышитый шарф – подарок Исабельи донье Тересе. Но Бьянка не сомневалась, что ее подлинная цель заключается не в том, чтобы доставить подарок, а в том, чтобы разведать все для своей хозяйки.
Они подъехали к воротам высокого дворца, который господствовал над местностью. Двое конюхов вышли им навстречу. Они обменялись приветствиями с Хуаном и улыбнулись Бьянке, которая позволила им помочь ей спешиться. Ее ничуть не удивило, что конюхи отталкивали один другого ради этой чести, – так и должно быть.
Бьянка наградила конюхов милостивым взглядом и сказала:
– Пожалуйста, проводите меня к сеньоре Тересе Каррамадино.
Конюхи были готовы оказать все почести служанке доньи Исабельи, которой вскоре предстояло стать их хозяйкой. Впрочем, судя по их возбужденно блестящим глазам, они были бы рады приветствовать Бьянку, даже если бы она не являлась горничной их будущей госпожи. Хуан привез подарки и письма хозяину дома, но внимание конюхов было приковано к девушке.
Бьянку провели в приемный зал, похожий на тот, который она теперь считала своим, но куда больше и величавее. В зале было прохладно, а резьба на мраморных колоннах казалась более искусной, чем в доме ее хозяйки. Слуги, провожавшие Бьянку к донье Тересе, с подозрением смотрели на большие медные кольца у нее в ушах, на ее смуглую кожу, иссиня-черные волосы, босые ноги и свойственную цыганкам вольную походку. Что за странные слуги работают в доме их будущей хозяйки, думали они.
Впрочем, красота девушки не осталась ими незамеченной, чем Бьянка была вполне удовлетворена.
Зато донья Тереса не испытывала удовлетворения. Она слышала о Бьянке от доньи Марины: добросердечную Исабелью тронула печальная история цыганки, и ей разрешили оставить девушку при себе в качестве служанки. При виде Бьянки донья Тереса сразу же решила, что в ее доме она не задержится. Такая девушка способна причинить большие неприятности. В ней не ощущалось приличествующего слугам почтения: цыганка вызывающе вскидывала голову, а ее гибкие движения, очевидно врожденные и, стало быть, неискоренимые, – могли вызвать смятение среди слуг-мужчин.
Поэтому донья Тереса оказала служанке Исабельи весьма холодный прием.
Сеньора приняла шарф и попросила Бьянку обождать, пока она напишет письмо.
Бьянка проводила время ожидания, разглядывая комнату. Пол был устлан коврами, а узоры на драпировках были более искусными, чем ей когда-либо приходилось видеть. На гобеленах изображены великие Фердинанд и Изабелла,[12] в богатых мантиях, попирающие головы побежденных мавров. Все пышно и великолепно, но Бьянка, в свою очередь, сразу невзлюбила гордую женщину, чьи чувства по отношению к ней она безошибочно угадала. В этом доме у нее будет враг.
– Возьми это и передай донье Исабелье, – послышались слова. Белая рука, усыпанная дорогими кольцами, положила записку на маленький столик, словно опасаясь коснуться смуглой руки Бьянки. – Перед уходом можешь попросить слуг, чтобы тебя накормили.
Неужели она должна есть вместе со слугами ржаной пудинг и олью подряду,[13] которые эти люди поглощают с таким аппетитом? Должна сидеть рядом с лакеями и конюхами и чувствовать на себе взгляды, такие же, как у Хуана и у тех, кто провожал ее к этой отвратительной донье Тересе? Должна позволять им как бы случайно прижиматься к ней и касаться ее пальцами? Разумеется, нет! Ей нужно исполнить поручение – ведь она ехала сюда не только для того, чтобы передать шарф.
Бьянка вышла из комнаты и двинулась через огромный зал от колонны к колонне, используя каждую как временное укрытие. Ей хотелось бросить взгляд на дона Доминго и сообщить хозяйке настолько блистательное его описание, что донья Исабелья перестанет бояться.
Разумеется, Бьянке не следовало задерживаться в доме, где на нее в любой момент могли наткнуться слуги, поэтому она выскользнула наружу и двинулась вокруг дома, держась поближе к стенам.
Проходя под арками и через патио, Бьянка, наконец, оказалась в красивом саду, где росли пальмы и апельсиновые деревья. Двигаясь мимо жилищ прислуги, она слышала смех, и ей почудился среди других голосов голос Хуана. Бьянка уловила запах лука и порадовалась, что не стала есть со слугами. Оказавшись у другого крыла здания, она увидела, что оно построено не в мавританском стиле, и поняла, что это часовня, воздвигнутая позднее. Осторожно взобравшись на выступ ограды, Бьянка заглянула в узенькое окошко без стекол и увидела внутри алтарь, исповедальню и большую фигуру Девы Марии в голубом одеянии. Какой-то молодой человек молился на коленях перед алтарем.
Бьянка сразу поняла, что ее поиски пришли к концу. Исабелья говорила ей о двух братьях – Доминго и Бласко. Судя по одежде, это был один из сыновей хозяина дома, а так как Бьянка не сомневалась, что это не Бласко, значит, это должен быть Доминго.
Молодой человек так низко склонял голову, что она не могла толком его разглядеть. Он был абсолютно не подвижен, полностью погрузившись в молитву.
Бьянка решила подождать, покуда молодой человек не изменит позу, чтобы увидеть его лицо, – ведь ей нужно так много рассказать о нем Исабелье.
Наконец он встал, и она смогла как следует его рассмотреть. Юноша был среднего роста, с бледным и суровым лицом; он выглядел так, словно общался со святыми. Его губы шевелились, как будто он продолжал молиться.
«Он слишком серьезен и будет строгим мужем, – подумала Бьянка. – Но я скажу сеньорите, что ее жених красив, ведь так оно и есть, и что он хороший человек, судя по тому, как искренне он молится в одиночестве».
Юноша вышел из часовни, и Бьянка прижалась к стене. Каменный выступ скрывал ее, но если Доминго повернется направо, то сразу ее заметит.
Бьянка начала придумывать оправдания. Она скажет ему, что заблудилась и, будучи цыганкой, не осмеливалась войти в часовню, но очень хотела посмотреть, что находится внутри. А может, сказать ему, что она служанка Исабельи и хозяйка очень ее любит? Тогда, чтобы доставить удовольствие невесте, он не будет с ней суров.
Думать дальше не было смысла, так как молодой человек свернул налево. Бьянка осталась на месте, прислушиваясь к удаляющимся шагам.
Внезапно за старым перечным деревом послышался шорох, и появился еще один юноша. Бьянка хотела убежать, но поскользнулась, и юноша поймал ее.
Она увидела перед собой пару черных блестящих глаз и полные губы, кривящиеся, как ей показалось, в злобной усмешке.
– Ну, – заговорил молодой человек, – вы попались, моя красавица. Зачем вы сюда забрались?
– Я не забиралась! Я имею право находиться здесь!
Он продолжал крепко держать ее.
– Ага! Цыганка!
– Пожалуйста, уберите руки.
– Нет, пока не услышу, кто ты и что здесь делаешь.
– То же самое я могу спросить у вас.
– Тогда ты не просто цыганка, но еще и нахалка. Знаешь, что я с тобой сделаю? Велю привязать тебя к столбу и высечь. Так мы поступаем с теми, кто без спросу вторгается в наши владения.
Теперь Бьянка поняла. Она его узнала. Кровь бросилась ей в лицо. Юноша это заметил и наблюдал за ней все с той же усмешкой.
– Бласко! – произнесла Бьянка.
– Для нахальных цыганок сеньор Бласко Каррамадино, – ответил он.
– Значит, вы Бласко, а тот другой был Доминго.
– Я требую объяснений, иначе не отпущу тебя, – пригрозил юноша.
– Вы порвете мне платье!
– «Платье»! Это слишком громко сказано. – Одной рукой он попытался приподнять подол ее юбки, а другой продолжал удерживать девушку.
Бьянка пнула его ногой.
– Цыгане носят ножи, а девушки прячут их под юбками. Я должен убедиться, что ты не ударишь меня ножом в спину, когда я тебя отпущу.
12
Фердинанд II Арагонский (1452–1516) и Изабелла I (Кастильская (1451–1504) – практически первые монархи объединенной Испании; их брак в 1469 г. положил начало объединению Арагона и Кастилии. Царствование Фердинанда и Изабеллы отмечено окончательным изгнанием арабов с Пиренейского полуострова, открытием Колумбом Америки, но и зверствами инквизиции, жестоки ми преследованиями евреев и мавров.