Анна Рудольф
Алая птица
Пролог
"Что не исцеляет лекарство, то исцеляет железо,
что не может исцелить железо,
то исцелит огонь"
Алая птица
Алая птица взмахнет крылом.
Вспыхнет стоявший веками дом,
Пепел развеют ветра зимы
С моря до самой седой луны.
Пали дворцы. Средь чужой земли
Духи скрывают дитя любви.
Алая птица заплачет вслед:
Нет короля, и короны нет.
Слепы сердца и мечи остры —
Днями-ночами горят костры.
Выше небес и судьбы закон,
Что охраняет кровавый трон,
Отнятый силой в пылу войны,
Не признающий своей вины.
Алая птица к Солнцу взлетит,
Мир своей яростью покорит.
Зима пришла в Дубовый Перевал неожиданно рано. Старики судачили: все из-за войны на севере. Будто бы тамошние духи обозлились на безумного короля и восставших колдунов, от того и наслали на них лютый мороз, захлестнувший даже далекий юг.
Ингеборге по возрасту полагалось сидеть рядом со сплетниками, укутанной в шали и шубы, но она только посмеивалась со своих соседок да тасовала потертую колоду карт. Кому, как не ей, знать, что духам нет дела до людей.
В ту ночь сыпала мелкая ледяная пыль, больше насмешка, чем настоящая метель. Ингеборга сидела за столом при свете единственной лучины, не желая тревожить дочь, за день умаявшуюся с годовалой внучкой. На душе у нее поселилась неясная тяжесть.
Старушка подслеповато щурилась на карты. Арканы упрямо молчали, скрывая будущее, только Маг глядел, будто насмехаясь. Ингеборга хрипло вздохнула, едва поколебав дыханием огонек лучины. Способностей к магии у нее отродясь не было, вот карты и молчали, да, может, и к лучшему. Отчий дом она давно похоронила в памяти.
Старческий слух с трудом уловил робкий стук в закрытые ставни.
«Не к добру», — подумалось ей, — «опять у соседки с младенцем беда?»
Однако на крыльце ее встретила женщина со свертком на руках. Серые глаза отражали свет лампы как два серебряных зеркала.
— Ингеборга, матушка, смилуйся, — женщина опустилась на колени прямо на заснеженное крыльцо. — Помнишь ли ты еще меня? Я Каямина Эсталинор.
Звуки напевной эскальтской речи наполнили ночь. Будто бы в ответ на них, ледяной ветер взвился и недовольно загудел среди тонких сосен.
Ингеборга сама едва не упала ничком рядом с ней.
— Княжна, как же можно… Скорее, вставай и входи в дом!
Каямина протянула охнувшей старушке ворох одеял, укрытый не по-зимнему тонким плащом. Ее руки посинели от холода, губы едва шевелились на обескровленном лице.
— Прошу, не дай ей сгинуть! Они никого не пощадили: ни детей, ни женщин.
— Милая, не трать силы, отогрейся скорее!
Княжна схватила старую кормилицу за руку, не позволяя сдвинуться с места.
— Нет, я должна защитить Айрин. Марсар увел их за собой, но скоро они нападут на мой след. Расскажи ей, когда она будет готова, — жесткое лицо княжны озарилось светлой улыбкой. — Я назвала ее в честь небесных огней. Ты помнишь?
— Конечно, милая. Заклинаю, войди в дом!
— Ты помнишь, — Каямина в последний раз взглянула на дочь в руках Ингеборги и задрала рукав льняной рубахи, открыв взору свежий шрам в виде сложного узора. — Теперь время забывать.
К утру на старом кладбище за озером появилась безымянная могила. Земля звенела от мороза, как хрусталь, разлеталась осколками. Снег укрыл лицо северной княжны вместо белого с серебром покрова. Не было совершено для нее обрядов, не было спето прощальных песен. Только выли вдали волки.
Глава 1
Новолетие
Айрин была совсем малышкой, когда в Рейненберне сменилась власть: молодая королева внезапно овдовела, но вскоре надела корону на мужчину, которого в дальнейшем прозвали Реджинальд Освободитель. Случилось это после войны в Эскальте — на далеком севере, хотя, казалось бы, при чем тут север.
Новый король повелел строить дороги, перевалочные пункты, постоялые дворы, снижать налоги. При нем в лавках появились заморские ткани, фрукты, специи и крупы, диковинный разноцветный чай, а еще горький имперский шоколад на вес серебра. Старики твердили: началось золотое время.
Однако на северной границе народ все еще опасался, что до них докатится отголосок войны, погрузившей Эскальт в хаос. Даже двадцать лет спустя о холодном королевстве говорили не иначе, как шепотом.