Выныриваю из машины с пакетом покупок. Миссис Мейхон только того и дожидалась.
– К вам сегодня заходили, милочка.
Вот еще новость.
– Кто заходил?
Миссис Мейхон донельзя довольна.
– Он не представился. Только сказал, что еще придет.
– Как он выглядел?
– Высокий. Темноволосый. Красивый, – сообщает миссис Мейхон заговорщицким тоном.
Саймон. От догадки начинает сосать под ложечкой. Долго молчу. Наконец спрашиваю:
– А вы ему что сказали?
– Что вас нет дома.
– А он что сказал? А Томас его видел?
– Не видел. Этот человек позвонил в мою дверь. Насколько я поняла, он думал, вы ему откроете. Думал, вы внизу живете.
– И вы указали ему на ошибку? Сообщили, что я живу на третьем этаже?
– Ничего подобного, – обижается миссис Мейхон. – Стану я такую информацию выкладывать первому встречному.
Молчу. Колеблюсь. Ужасно не хочется открывать перед миссис Мейхон хоть один закоулок личной жизни; но, похоже, вариантов нет.
– В чем дело? – спрашивает она.
– Если этот человек снова появится, скажите ему, пожалуйста, что мы съехали. Что мы тут больше не живем. Что нового адреса вы не знаете.
Миссис Мейхон расправляет плечи. Наверное, от гордости – как же, задание получила. Секретное.
– Надеюсь, проблем не будет, милочка. Мне проблемы не нужны.
– Он неопасный, миссис Мейхон. Просто я с ним перестала общаться. Поэтому мы сюда и переехали.
Миссис Мейхон кивает. Впервые вижу в ее глазах нечто вроде одобрения.
– Хорошо. Сделаю, как вы просите.
– Спасибо, миссис Мейхон.
Она машет рукой – дескать, не за что. Затем, не в силах больше сдерживаться, сообщает:
– Сейчас пакет порвется, милочка.
– Что, простите?
– Я говорю, у вас пакет сейчас порвется. Пакет с продуктами. Они, пакеты, на такую тяжесть не рассчитаны. Поэтому я всегда прошу девушку в супермаркете складывать мои покупки в два пакета.
– В следующий раз и я так сделаю, миссис Мейхон. Обязательно.
Когда я впервые вышла на работу после рождения Томаса, тоска по нему была ощутима физически, терзала меня, как жестокий голод, целый день до вечера. Спеша за сыном в больницу (он был на программе дневного ухода), я воображала, что мы соединены резинкой; по мере нашего сближения резинка укорачивалась. Томас подрос – и чувство стало менее болезненным, превратилось в смягченную версию себя. Но и сейчас я скачу вверх по лестнице через две ступени – потому что меня ждет восторженное личико, улыбка от уха до уха, ручонки, простертые для объятий.
Открываю дверь. Сын мчится навстречу, повисает на мне. Позади него тенью маячит Бетани, приходящая няня.
– Я скучал, – шепчет Томас. Его личико в дюйме от моего лица, его ладошки – на моих щеках.
– А ты хорошо себя вел? Был послушным мальчиком?
– Да.
Взглядываю на Бетани, ища подтверждения или опровержения. Бетани уже уткнулась в телефон, уже на низком старте. Не в первый и не во второй раз думаю, что надо сменить няню. Томас с Бетани не ладит. Дня не проходит, чтобы он вслух не вспомнил свой садик, тамошних приятелей и воспитателей. Но из-за моего графика – две недели дневные смены, две недели ночные – приходящую няню еще попробуй найди. Бетани, девица двадцати одного года, подрабатывает гримером. Имеет свободный график и вдобавок берет недорого. Впрочем, плюсы ее мобильности полностью нивелируются ее ненадежностью. В последнее время Бетани только и делает, что врет по телефону – мол, приболела. В результате я израсходовала почти все положенные мне отгулы. А в те дни, когда Бетани все-таки изволит появляться, она опаздывает, в результате чего я тоже опаздываю, в результате чего сержант Эйхерн все сильнее мною недоволен.
Благодарю Бетани, расплачиваюсь с ней. Она уходит. Ни «спасибо», ни «до свидания». Как обычно. Зато в доме сразу легче дышать.
Томас глядит на меня.
– А когда я в садик вернусь?
– Томас, ты же знаешь – садик от нашего нового дома слишком далеко. На будущий год, в сентябре, ты пойдешь в другой садик – или забыл?
Томас вздыхает.
– Потерпи немножко. Меньше года осталось.
Снова вздох.
– Разве тебе так уж плохо с Бетани?
Конечно, меня мучает совесть. Каждый вечер после дневной смены да еще, как правило, по утрам я пытаюсь компенсировать сыну издержки торчания с Бетани. Я сажусь с ним на пол, и мы играем, пока Томас сам не устанет. Еще я учу его всему, что нужно знать о мире; впрок набиваю маленькую головку информацией, воспитываю в нем стойкость, тормошу любопытство – чтобы хватило на время «без меня», на бесконечные недели, когда я работаю во вторую смену и не имею возможности сама укладывать сына спать.