Следующие два часа я так же помогала мужу с разрешением споров, но больше магов среди просителей не нашлось. Два офериста, одна воровка и куча несправедливости в законах Хельрисса. Да, законы Эванода тоже не особо справедливы, но они хотя бы оставляли шанс на маневры. А здесь все было однозначно. Однозначно плохо. Абсолютно и беспросветно плохо. Так плохо, что через два часа я сказала секретарю мужа, что сегодня больше никого не принимаю и ушла. По легенде готовиться к конкурсу. По правде — просто поплакать. Хельрисс был местом, где абсолютно никак не защищены слабые. Единственная защита для них — семья. А если семья попалась так себе, то и… Это проблемы слабого. И все. Закон написан таким образом, что я готова была плакать прямо в библиотеке, при маленькой девочке, которую забрал на воспитание отчим, а не бабушка с дедушкой. Причем отчиму явно нужно было только наследство, а старики от него готовы отказаться, лишь бы воспитывать ребенка самостоятельно. И вот я больше всего надеялась, что камень полыхнет. Я молила всех богов, что заберу ребенка, потому что… Старики не зря падали на колени и называли мужика чудовищем. Не зря.
— Вы слишком добрая, — грустно улыбнулся Альрен, застукавший меня в гостиной. Я сидела на софе, обнимала подушку и просто плакала. — Хельрисс опасное место. Девочке будет безопаснее с мужчиной, а не со стариками. Он сумеет ее защитить.
— Жену не смог. Или не захотел.
— Вы не можете помочь всем, Княгиня. Если судьба дает вам возможность, вы ее используете. А если нет, то виноваты не вы.
— Проблема не в том, кто виноват, — возразила я. — Проблема в ваших идиотских законах!
— Которые вы не в силах изменить, — Вернулся он к своему аргументу. А я… Я была женой Князя. Дочерью короля. Но это не так важно. Важно, что я была дочерью самой умной женщины Эванода, а потому…
"Если мужчина говорит, что ты ничего не можешь сделать, значит ты можешь слишком многое. Но он признать это не готов."
Я жена Князя. Князь пишет законы. Законы — помойка. Убедить в этом Князя, и он сам все исправит!
— У вас испытание через полтора часа. Князь обязательно придет посмотреть.
— И что я должна продемонстрировать? Танец с кинжалами?
— Танец с кинжалами танцуют только для мужа. Наедине, Княгиня.
— Почему?
— Потому что, — Альрен замялся. — Во время танца с кинжалами предполагается наличие, собственно, только кинжалов и женщины. Без одежды.
— Какие интересные традиции, — была вынуждена признать я. — То есть голая барышня размахивает холодным оружием, а ее мужчина на это спокойно смотрит?
— Спокойствие — последнее, что испытывает нормальный мужчина, глядя на свою обнаженную женщину, которая к тому же показывает, насколько она гибкая и пластичная.
— Сменим тему?
— С удовольствием!
— Превосходно. Так что насчет талантов?
— Кто-то поет, кто-то танцует. Кто-то готовит. Чем девушка гордится больше всего, то и показывает.
— Пою ужасно, танцую так себе, а готовлю… Преподаватель по зельеварению прямо-таки мечтал забрать меня на свой факультет. Во-первых, у меня отлично получались зелья. Во-вторых, практически любое блюдо я могла бы превратить в яд. Разной степени опасности. Но яд.
Альрен понял шутку и рассмеялся. Потом стал вдруг серьезным, посмотрел мне в глаза и заметил:
— Главный талант женщины — ее преданность. Главное ее достоинство — терпение. Единственный дозволенный недостаток — слабость. Помните об этом, Княгиня.
За совет я охранника поблагодарила, но дальше расспрашивать не стала. Ясно же, что он на моей стороне, и сказал бы все, что мог сказать. Другое дело, что непонятно, почему он на моей стороне. Но это уже вопрос десятый.
— У тебя получилось поговорить с Сотником Адором?
— Да, получилось. Он обещал принести копии всего, что есть завтра.
— Замечательно!
Кровник улыбнулся, но ничего не ответил. До самого испытания я была вынуждена коротать время за работой. Не то чтобы мне не хотелось, просто устала морально, причем сильно. Лучше бы сейчас здесь был мой супруг. Нежный, заботливый, теплый. Горячий, страстный, дикий. Он слишком разный, чтобы остаться равнодушной. Слишком глубоко в моих мыслях, чтобы я могла выкинуть его из головы хотя бы на время. Нет, каждую секунду я помнила о нем. Каждое мгновение. Каждый удар сердца.
Через час Альрен осмотрел покои, вышел и позвал Алли. Служанка принесла мне одежду и стала помогать переодеваться. Молча. Теперь даже здесь наши разговоры могли быть услышаны, потому я ее прекрасно понимала.
— Я люблю его, Алли.
— Альрена? — удивилась девушка.
— Нет, глупая, Князя. Я люблю его так сильно, что сама удивлена. Не думала, что так умею.
— Это ведь хорошо?
— Конечно. Это хорошо. Но есть одно "но", — я поймала ее руки и притянула шпионку ближе к себе. — Я потеряла всех близких, всех, кого я любила. Я уже почувствовала, что значит лишиться всего. И если вдруг с моим супругом что-то случится…
— Вы не переживете? — нахально подсказала девочка матушки Эм.
— Я? Я переживу. Всех, кто будет к этому причастен, переживу. И лично увижу, как переживаю каждого из них. Своими глазами.
— Звучит неплохо, — признала служанка. — Но похоже на угрозу.
— Не "похоже", Алли. Это прямая угроза.
— Я здесь для того, чтобы служить вам, Княгиня, — с нажимом ответила она. — Причинять вред кому бы то ни было моей задачей не является. К тому же, тут такая охрана…
— Сколько тут ваших?
— Не понимаю, о чем вы?
— Если я начну искать сама, то каждая из вас умрет.
— На это тоже вы лично смотреть будете?
— Возможно. Впрочем, здесь целая армия воинов, которые готовы убить любого, на кого я укажу. Давно хотела попробовать.
— Матушка не говорила, что вы столь… Кровожадны.
— Я просто буду защищать свое до последнего вздоха. И видит Матея, последний вздох будет не мой.
— Яррис, Княгиня. Хельрисс меняет вас. Здешний бог меняет вас. Вы сами это чувствуете.
— Да хоть Забытые, это неважно. Важно, чтобы ты меня услышала.
— Я услышала.
Испытание проходило в Северной башне, идти в которую нужно было через двор. Зимой. Пешком. В Хельриссе. Для меня само это уже было испытанием, так что готовилась я старательно: натянула всю теплую одежду, какую нашла, обмоталась двухметровым шарфом, залезла в свой полушубок и кивнула служанке, что готова идти.
Шли долго. Утопали в снегу по колено, но продолжали идти. Я дважды упала, трижды едва не выругалась, раз пять хотела вернуться обратно. Не выругалась и не вернулась. Упрямая потому что. В короля, чтоб ему Матея перерождение в жуке-навознике устроила!
К Северной башне мы приползли последними. Остальные конкурсантки уже стояли тут и ждали, когда выйдет Визир или его человек, чтобы проводить нас внутрь, ибо заходить куда-либо самостоятельно категорически запрещалось.
— Мой нос сейчас отвалится, — проныла Макка-Макака, пытаясь обозначенную часть тела отогреть. Лично я замотала нос в шарф, потому отморозить его не боялась. Я вообще основательно была замотана в шарф, видно осталось только глаза. По глазам меня, видимо, и узнали. Притихли сначала, а потом перешептываться стали. Только шептаться бессмысленно оказалось, ветер слова уносил, шапки звуки глушили, а потому пришлось либо замолкать, либо открыто кричать, какая я у них странная. Дураков нашлось немного. Макка и еще пара девушек, таких же молоденьких. Нет, никогда не считала молодость синонимом глупости.
— Надо же, школа для девочек всех сословий.
— Да еще и Князь потакает.
— Правильно говорят, околдовала его чужачка, вот и слушается ее во всем.
— Ой, а вы здесь уже, да, Княгиня? Мы вас не заметили просто. Вы так тепло оделись… Ну да правильно, вы же чужая, к нашим холодам непривычная. Мы, чтобы из одного здания в другое перейти, так не укутываемся. Стыдно ведь. Но мы привычные. Местные. Здешние. Нас и снег греет, — разошлась девица, имени которой я банально не запомнила.