– Но ведь он не виноват, что она сбежала, – пробормотал молодой.
– А вот здесь, юнец, – резко бросил Фредерик, – ты ошибаешься. Это как раз его вина. Весь этот гребаный бардак из-за него. Он привел женщину в мужское братство. Он дал ей балисарду и в придачу помолвочное кольцо, – горько фыркнул он. – Ты не шассер, так что не поймешь.
– Да? А я попробую! – обиженно воскликнул молодой.
Фредерик снова невесело посмеялся. Помолчал.
– Ладно. Попробуй. Помнишь кровопролития в декабре и январе? После того, как тот рыжий шассер спутался с ведьмой? – Он выплюнул это слово, словно ругательство, и для него это так и было. – Когда он убил архиепископа в канун Рождества, королевство утратило всякую веру в наше братство, а потом еще и мать его девки зарезала короля в Новый год. Туссен был его другом. И он встал на сторону Диггори и его ведьмы в битве за Цезарин, и все королевство пострадало.
Во мне вскипел гнев, смешавшись с абсентом. Он поднялся к горлу, но я сдержала его, дыхание у меня стало громче. Резче. Да как Фредерик смел осуждать Жан-Люка и Рида? Да как он вообще смел что-то говорить о той битве, в которой погибли сотни невинных? Он даже не участвовал в ней! Михал предостерегающе сжал мне затылок. Он что-то прошептал мне на ухо, но я его не слышала. И не видела ничего, кроме ненавистной рожи Фредерика.
«Такой деревяшкой ведьму не убьешь».
Зловещая ухмылка Базиля.
«Зато двумя деревяшками можно! Шестом и спичкой!» Смех моих братьев – жестокий смех, – когда я изо всех пыталась поднять тяжелый меч.
– Что вы нам рассказываете о Риде Диггоре! – возмутился молодой. – Мой брат в той битве несколько пальцев потерял.
– Я тогда не служил в шассерах, – сказал Фредерик. – Если бы служил, твой брат, возможно, сохранил бы все пальцы. Как бы там ни было, я трудился в поте лица, чтобы вернуть доверие народа к нам, но поступки Туссена снова бросили тень на наше братство. – Он с отвращением фыркнул и отошел. – Возможно, все к лучшему. Даже если он не уйдет в отставку, мадемуазель Трамбле больше не будет его отвлекать от службы.
Его шаги остановились у лестницы, и на долю секунды – даже меньше – я почти ощутила, как он посмотрел на наш гроб своими ярко-голубыми глазами. К горлу у меня подкатила желчь, а живот скрутило сильным спазмом. Михал в тревоге отстранился. Я закрыла рот рукой, лицо вампира расплывалось черными и белыми линиями. Матушка была права. Абсент – дьявольское пойло.
– Как жаль, – вздохнул Фредерик. – Она была бы чудесной женой.
Его шаги удалились, и повисла тишина.
«Она была бы чудесной женой».
Слова отдавались резкой болью в висках, словно какое-то мерзкое стихотворение. Нет. Я сглотнула желчь, и она обожгла все. Словно пророчество.
– Ты же хотел засунуть ему в задницу его серебряную палку, – проворчал мужчина постарше, – «юнец».
Молодой в ответ разразился ругательствами. Послышался глухой удар кулака об другой. Они дружески посмеялись и вышли вслед за Фредериком.
Мы остались одни.
– Селия? – прошептал Михал.
Я не могла проговорить и слова. Когда я хотела что-то сказать, перед глазами всплывало лицо Фредерика, его синий мундир, и в горле у меня все сжималось.
– Ненавижу их, – все же выдавила я из себя чуть слышно.
Яростно я начала тереть глаза и щеки, пока лицо не стало гореть. Что угодно, лишь бы разогнать яд, текущий в венах и желудке.
– Ненавижу их всех и себя ненавижу за это. Просто они… такие…
Михал чуть поглаживал мне шею, чтобы отвлечь. На разгоряченной коже его пальцы были словно лед.
– Не обращай внимания на тошноту, Селия. Дыши. Вдыхай через нос. Выдыхай через рот. – Он помолчал. – Кто такой Фредерик?
– Шассер! – ядовито выплюнула я и поежилась – точно так же Фредерик выплюнул слово «ведьма».
Я сделала глубокий вдох через нос и выдохнула через рот, как посоветовал Михал. Не помогло. Не помогло, потому что я не Фредерик и не могу – не буду! – осуждать всех шассеров. Жан-Люк был добр и смел, как и многие другие охотники. И все же…
Я снова сглотнула желчь, подкатившую к горлу. Если мы в скором времени не доберемся до суши, возможно, меня стошнит на Михала.
Молюсь лишь, чтобы это были его ботинки.
– Я догадался.
Михал начал гладить меня по волосам. Где-то в глубине душе я спросила себя, почему он пытался… успокоить меня. Впрочем, я совсем не была против.
– Кто он тебе?
Я не могла сейчас закрыть глаза – сразу же начиналось головокружение. Мой боевой настрой резко угас, и плечи поникли. А ведь и правда, кто мне Фредерик? И почему он так влияет на меня?