– Никто, – тихо ответила я, осознав правду. – Правда, никто. Ему нравилось досаждать мне, но это уже не важно. Я уже не вернусь к шассерам.
Михал перестал гладить мои волосы:
– Не вернешься?
– Нет.
Слово вырвалось без всяких колебаний, как будто только и ждало, когда я его произнесу. Возможно, так и было. И сейчас, когда я лежала в гробу с жестоким вампиром, я наконец сказала это.
– Никто не говорит, как тяжело прокладывать путь и каким одиноким этот путь будет.
Я прижалась щекой к его груди, затянутой кожей плаща, и сосредоточилась на своем дыхании. Слова так и рвались из меня, куда более обжигающие, чем абсент.
– Я просто хотела сделать что-то хорошее после смерти Филиппы. Вот почему на ее похоронах я попросила Рида сосредоточиться на службе. Вот почему он покинул меня и влюбился в Лу. Вот почему я последовала за ними на маяк и сражалась с Морганой в битве за Цезарин.
Вздохнув, я провела пальцами по вороту его плаща, чтобы занять себя чем-то. Я не могла на него смотреть. Не стоило говорить ему ничего, но я уже не была не в силах остановиться.
– Я убедила себя, что именно поэтому и вступила в ряды шассеров… Хотела помочь изменить королевство к лучшему. Но скорее всего, я просто хотела изменить свою жизнь.
Поколебавшись немного, Михал снова начал гладить мне волосы. Наверное, мне должно было показаться это странным. Никто, кроме Филиппы, не касался так моих волос, даже Жан-Люк, но я не чувствовала никакой странности.
– Я как-то видел Моргану ле Блан. Много лет назад в ночном цирке.
Как и прежде, он с неохотой продолжал, но такова была наша игра. Вопрос за вопрос. Правда за правду.
– Ей только исполнилось восемнадцать, и ее мать Камилла ле Блан добровольно передала ей титул Госпожи Ведьм. Она любила свою дочь. Разумеется, Моргана не знала, кто я такой, но даже тогда ее кровь пахла… не так. Я видел, как она украла у пожилой торговки какую-то безделушку. А когда женщина сказала Моргане об этом, та подожгла ей тележку.
Я с трудом сглотнула. Эта картина живо всплыла у меня перед глазами.
Моргана и меня напугала пламенем, когда наколдовала огненное кольцо вокруг моей кровати. Запах гари до сих пор душил меня по ночам. Жар пламени обжигал кожу.
– Она… она пробралась в мою комнату, когда я спала, – откашлявшись, сказала я осипшим голосом. – Похитила меня, как Филиппу, только вот я ей была не нужна. Ей были нужны Лу и Рид.
Слова застревали в горле, не хотели вырываться наружу, но мне нужно было их произнести. Я хотела их произнести. Михал не пытался заполнить тишину; он просто ждал, спокойной и твердой рукой гладя меня по волосам.
– Моргана использовала меня как приманку, заперла в гробу рядом с трупом сестры. Я пробыла в кромешной тьме больше двух недель, пока меня не нашла Лу.
Слова тяжело повисли в воздухе.
Мне показалось, что Михал промолчит в ответ. Что можно сказать на столь кошмарное злодеяние? Жан-Люк, мои друзья, даже родители не знали, что сказать. Никто не знал, как утешить меня. Даже я не знала, как себя утешить, и тоже молчала.
В глазах защипало. Кажется, меня сейчас действительно стошнит.
И вдруг Михал взял меня за подбородок и приподнял лицо, чтобы посмотреть прямо на меня. Его взгляд больше не был холодным и равнодушным; глаза горели черным пламенем, и такая была в них жестокость, что мне стоило бежать. Может, так и сделать? Шассеры наверняка уже вернулись на свой корабль, значит, не было нужды… вот так обниматься. Неохотно я попыталась отстраниться, но Михал меня не отпускал.
– Ты сказала, что сражалась с Морганой в той битве. Как она погибла?
Я уставилась на его плечо:
– Ты знаешь, как она погибла. Все знают. Лу перерезала ей горло.
– Расскажи, что тогда произошло.
– Нечего рассказывать, – вяло отозвалась я, снова посмотрев на него.
Однажды я уже совершила ошибку, когда… рассказала Жан-Люку об этом, и я не собиралась повторять ее с Михалом. При мысли о том, что он усмехнется, покачает головой – или что еще хуже, посмотрит с жалостью, – в глазах снова защипало.
– Лу вступила в борьбу с Морганой. И это было страшно, – тихо произнесла я. – Никогда не видела, чтобы кто-то так жаждал убить другого, уж тем более мать и родная дочь. Моргана использовала смертельные чары, и Лу… ей пришлось защищаться.
– И?
– И… – Я боролась с желание заплакать или стукнуть его. – И ничего. Лу перерезала ей горло точно так же, как Моргана перерезала горло ей в день ее шестнадцатилетия.
Михал чуть прищурился, словно чувствовал, что я не договариваю.