Каждую ночь Филиппа ускользала куда-то, но она никогда не говорила, чем занималась со своим таинственным возлюбленным. Разумеется, я слышала об искусстве брачных покоев – прочитала все книги о нем, какие смогла тайком принести в дом, – но представлять совсем не то же самое, что видеть собственными глазами. Мне стало тесно и жарко, словно я стояла посреди пламени и медленно сгорала заживо.
Мне было дурно.
Когда я споткнулась, Михал подхватил меня и повел к куртизанке, выгибавшейся дугой на коленях у лугару, принявшего вид получеловека-полуволка. Его глаза горели желтым огнем. Острые зубы сверкали. Они еще не приступили к самому половому акту – во всяком случаем, мне так показалось, – но, судя по всему, получали удовольствие.
– Хочешь подождать на улице? – спросил Михал и пальцем погладил меня по запястью, чтобы унять бурлящую по венам кровь. – Эпонина дала тебе свое благословение. Она не станет тебе мешать.
– Нет. – Я с жаром замотала головой и отстранилась. – Нет, я должна идти дальше. Я этого хочу, – и спросила: – Эпонина владеет этим местом?
– Да, она его хозяйка.
– А Рая?
– И его тоже.
– А какой он?
Михал обвел рукой комнату.
– Почти такой же. Только куртизанки носят белое вместо красного, а хор мелузин вводит каждого вошедшего в забытье. – Он помолчал. – Признаюсь, я посещал Рай только раз. Было… похоже на сон.
«Было похоже на сон».
Я молчала, и Михал опустился на небольшой диван и положил руку на изогнутое изголовье, я же смущенно стояла рядом. Невольно я бросила взгляд на куртизанку и оборотня. Видимо, это Пенелопа. Она была похожа на свою кузину: такие же золотистые волосы, округлое личико, кожа, покрытая шрамами. А как она двигалась… В груди у меня все сдавило. Я и надеяться не могла, что смогу так двигаться.
Насилу я отвела взгляд, чтобы не мешать им. Как и сказал наш жрец любви, Пенелопа была занята и не могла ответить на наши вопросы. Может, стоило условиться о встрече заранее? Кто знает, сколько им еще нужно времени, чтобы… закончить. Михал, кажется, готов был ждать, но рассвет уже близился. Может, мне похлопать ее по плечу? Я потопталась на месте, размышляя, что делать. Я могла бы покашлять, вдруг эти двое оторвутся друг от друга.
– Знаешь, в этом слове нет ничего плохого, – будничным тоном бросил Михал.
– Каком слове? – рассеянно спросила я.
– «Девственница». – Он посмотрел на меня, изогнув бровь. – Никого здесь это не волнует, так что можешь не шептаться об этом, как о каком-то проклятии.
Я открыла рот, чувствуя удивление и стыд, и сжала руки в кулаки. Я тут же позабыла о Пенелопе и ее кавалере.
– Не надо было тебе ничего говорить. Я бы никогда не рассказала тебе, если бы знала, что ты захочешь… обсудить это.
– А почему нет? – Михал с любопытством наклонил голову. – Тебе неудобно говорить об искусстве брачных покоев?
– А если да, ты прекратишь этот разговор?
– Невежливо отвечать вопросом на вопрос, лапочка.
– Я тебе не лапочка! Куда невежливее так обращаться ко мне!
Он пристально меня изучал:
– Разве друзья не могут называть друг друга ласково? Ты же вот называешь моего кузена Димой.
– Ты что, издеваешься?
Я изумленно на него посмотрела. Мало того что он вспомнил, что я всего лишь один раз сократила имя Дмитрия, так еще и считал, что «лапочка» – хорошее обращение.
– Ты мне не друг, Михал Васильев.
Он изогнул бровь:
– Нет?
– Нет! – с жаром ответила я. – Ты считаешь нас друзьями, а сам хочешь причинить боль моим близким. Ты не способен на дружбу.
Он пренебрежительно взмахнул рукой:
– В любых отношениях есть свои сложности.
– Сложности? Ты похитил меня. Шантажировал! – Я возмущенно загибала пальцы. – Запер в комнате и заставил призывать призраков. А теперь я еще узнаю о пророчестве, в котором…
Однако не успела я договорить, как к нам, а вернее ко мне, подошел джентльмен с квадратной челюстью и протянул мне руку. Я сразу же почувствовала резкий запах ладана, магии.
– Здравствуйте, – промурлыкал он, целуя мне пальцы. – Могу я узнать ваше имя, человек?
Я резко напряглась, понимая, что меня здесь быть не должно, ведь плакаты с моим лицом развешаны по всему городу. Проклиная себя за то, что не захватила плащ, за то, что надела это дурацкое платье, я опустила голову.
– Флер, – ответила я и как можно вежливее отняла руку. – Меня зовут Флер… Туссен.
Я внутренне поежилась от своей оговорки.