– За что?
– Не дергайся.
– Почему? Она вон не сидит на месте. – Я кивнула на Пенелопу, стонавшую в унисон с оборотнем.
Он схватил мои волосы еще крепче и запрокинул мне голову, обнажая мне шею. Его глаза сверкали, словно осколки стекла, когда он смотрел прямо на меня.
– Именно.
Я уже хотела было сказать, куда он мог засунуть свое высокомерие, как он подвигал бедрами, и я едва не подавилась словами. Что-то… что-то твердое уперлось мне в ногу.
– Будем делать то же, что и они? Ты этого хочешь?
Жар залил мне щеки, и я не ответила. Мне и не нужно было отвечать. Разумеется, не нужно было, и, разумеется, я не хотела…
– Любопытно.
Михал посмотрел на мою шею и положил руку мне на колени. Пальцами он чуть провел по моему бедру, и у меня по коже пробежали мурашки. Я снова поерзала у него на коленях, не в силах сдержаться. Не в силах дышать. Ведь это был Михал. Меня должен был испугать голод в его глазах, мне следовало бы оттолкнуть его – прямо сейчас, – но трепет в животе не был похож на страх. Он был похож на нечто другое, томительное и могучее. Я посмотрела на Михала, и все поняла. Я ощутила власть.
– Они почти закончили, – прошептал он.
«Он тебя чуть в море не скинул! – с яростью напомнила я себе. – Угрожал утопить всех моряков».
Мне так хотелось к нему прикоснуться, однако сейчас я не ощущала того же, как когда пила его кровь. Ведь в этот раз я даже не пила его кровь, и… поэтому мне стоило бы бежать от него поскорее навстречу рассвету. Но я лишь спросила:
– Как ты это понял?
– Ты правда хочешь узнать?
– Да.
Я ответила не сразу, но мне действительно хотелось узнать об этом странном, тайном мире, который от меня скрывали. Я хотела понять, но больше всего я желала…
«Нет!»
Я не осмелилась признаться в своих желаниях даже самой себе.
Ведь если я признаюсь в том, что мне хочется, чтобы Михал смотрел на меня вот так, придется признаться и в другом: скажем, что обращение «мадам Туссен» раздражало меня. Разумеется, так не должно быть. Когда-нибудь я действительно стану ей. Мадам Селией Туссен, преданной супругой, матерью и охотницей. Красивое и безоблачное будущее. Однако я сказала Михалу, что не хочу возвращаться к шассерам и вечно искать уважения, которое и так уже заслужила. Выходит…
Внутри у меня все сжалось от чувства вины.
«Будет ли так ужасно снова увидеть Жан-Люка?»
Ответ таился в самых темных уголках разума, ожидая, когда же я обращу внимание на него. На себя. Я так боялась признаться себе в этом – потерять единственное место в жизни, которое у меня было. Но здесь, на пороге неизвестности, истина показалась из тени. Она была уродлива, но не обращать на нее внимания было невозможно.
Я не желала выходить замуж за Жан-Люка.
Мое сердце екнуло и замерло, когда я наконец осознала правду.
– Селия?
Михал отвел взгляд от моей шеи, когда я приложила его руку к своей разгоряченной щеке. Его пальцы были прохладными. Чувство вины лишь усилилось.
– Это все не взаправду, – сказала я ему. – Мы просто притворяемся.
«Было похоже на сон».
Он лениво наклонил голову и внимательно посмотрел на меня.
– Разумеется.
Однако в тот же миг он провел по моим губам большим пальцем, раздвинул их. Он хотел, чтобы я сделала следующий шаг. Мне следовало отстраниться – ненавистный голос в голове призывал остановиться, – но вместо этого я взяла его палец в рот. Его глаза потемнели еще сильнее, если такое вообще было возможно, и пьянящее ощущение власти захлестнуло меня, смывая все остальное. Не зная почему – не понимая своего порыва, – медленно я посасывала его палец, проводя языком по нему с откуда-то появившейся уверенностью. Я покрепче сжала губы.
– Тихо, – произнес он сквозь стиснутые зубы.
Неохотно я выпустила его палец:
– Почему?
– Потому что… – Михал с силой прижал палец к моим губам. – Я представлял, какая ты на вкус с первой минуты нашей встречи.
Я сглотнула, и он жадно проследил за этим движением.
– Я думала, вампирам не нравится человеческая кровь.
– Думаю, твоя бы мне понравилась.
Его кровь мне определенно пришлась по душе. Мы посмотрела друг на друга и, видимо, вспомнили одно и то же: как я, напившись его крови, прижалась к нему, страстно желая его поцеловать. Позволит ли он мне поцеловать его сейчас? Позволю ли я ему укусить себя? Он невольно дернул бедрами, и жар пронзил меня, словно клинок, – я сжала его палец и сильно прикусила.