Гвиневра бросила лукавый, многозначительный взгляд на Михала и накрутила на палец локон. Жест выглядел беспечным, но, помня Михала и то, как он ощупывал камины, я поняла, что в ее движениях не было ничего беспечного. Я прищурилась.
Гвиневра знала что-то, чего не знали мы.
А что еще хуже – она, скорее всего, попытается заманить нас этой тайной, наслаждаясь нашими попытками все узнать. Но у нас не было времени болтаться у нее на крючке, а даже если бы и было, Михалу пришлось бы ползать перед ней на коленях и умолять ее прежде, чем она что-то скажет. Она захотела бы, чтобы он помучился. Наша дружба длилась всего пару секунд, и она не излечит многовековую обиду.
Михал потемнел лицом, когда тоже это понял.
– Мы хотим осмотреть ее комнату, вдруг там что-нибудь поможет найти ее убийцу, – сказала я.
Я внимательно смотрела на ее лицо, уголки ее губ чуть приподнялись. Я нахмурилась. В ее глазах сверкала злоба или, возможно, торжество, а возможно, и то и другое.
– Можешь подсказать нам, куда идти?
– Разумеется, могу, дорогая. Что угодно ради подруги. – Гвиневра произнесла это слово, будто оно было чем-то мерзким, и я с напряжением ждала выпада. Но она лишь постучала пальцем по моему носу и указала на камин прямо перед нами. – Вот за ним ее комната, но мне придется тебя огорчить: ни одна куртизанка не даст вам свое благословение. Плохая примета – вмешиваться в дела мертвых. Просто совет, ангел мой, – добавила она, лукаво мне подмигнув.
– А любая куртизанка может дать благословение? – спросила я.
Гвиневра пожала изящными плечиками.
– Заклинание несколько усложнилось, когда старая карга пыталась сделать его личным для каждой куртизанки… К тому же жрицы любви то приходили, то уходили. Чары превратились в сущий кошмар. Так что заклинание стало единым для всех, и любой, кто носит красное, может даровать… – Она резко замолчала и поджала губы. Но ей не нужно было договаривать мысль.
Михал и сам все додумал.
Он поглядел на мое багровое помятое платье и улыбнулся. Улыбка была опасная – победоносная, – и по телу у меня побежали мурашки, словно от холодного прикосновения. Его прикосновения. Он вопросительно вскинул брови, глядя на меня, но не шелохнулся.
«Ждет», – поняла я, и меня снова охватил знакомый жар. Бушующее внутри пламя перекликалось с его холодным взглядом, превращаясь в бурю.
«Любой, кто носит красное, может даровать благословение».
С ужасом Гвиневра заметалась между нами:
– Селия, не знаю, что заставило тебя надеть платье такого кричащего цвета, но оно тебе не идет…
– Прости, Гвиневра.
– Селия, дорогая, не нужно…
Я обошла Гвиневру, едва ли слыша ее, и решительно подошла к Михалу. Мое сердце громко колотилось, но я и его не слышала. Я не слышала ничего, кроме рева в ушах.
«Ты ведешь себя нелепо, – сказала я себе. – Это просто поцелуй. Для дела».
Михал не двигался. Не говорил. Однако его улыбка стала шире, когда кончики наших ног соприкоснулись, когда я приподнялась на цыпочках и потянулась к нему. Никто не должен быть так красив вблизи. Густые черные ресницы обрамляли его глаза. Он опустил взгляд на мои губы.
– Мне придется тебя поцеловать, – прошептала я.
И снова поразительно нежно он заправил мне за ухо выбившуюся прядь.
– Знаю.
Однако он не собирался делать это за меня. Он не мог. А если я протяну еще, у меня сдадут нервы, или – что еще хуже – Гвиневра оттащит меня за волосы, и мы никогда не узнаем, что скрывается в комнате Бабетты.
«Это для дела», – отчаянно повторила я и, не дав себе передумать, прижалась губами к его губам.
Какое-то мгновение он не двигался. Не двигалась и я. Мы просто стояли, его рука была прижата к моей щеке, и я почувствовала себя унизительно. Я уже целовалась и знала, что поцелуй не должен быть таким… таким чопорным и неловким… и…
Я попыталась отстраниться, щеки у меня горели, но Михал тут же обхватил меня за талию и притянул к себе. Когда я изумленно ахнула, он скользнул рукой к моим волосам и запрокинул мне лицо, чтобы поцеловать глубже. Мои губы невольно приоткрылись в ответ, и в ту секунду, когда наши языки соприкоснулись, по телу у меня разлился жар, тягучий, но яростный. Не боль, но томление. Я закрыла глаза – не в силах сопротивляться, – обвила его руками за шею и прижалась к нему, наслаждаясь его близостью. Дыхание вампира было холоднее моего. Его тело было больше, тверже, он мог запросто убить. Я прижалась еще крепче, радуясь тяжести его тела, но томление не ослабевало, и я не могла убедить его обнять меня сильнее. Нет, он держал меня, словно я была из стекла, и мне хотелось кричать. А может, я уже кричала, ведь это был Михал. Михал! Мне не стоило… нельзя…