Услышав его тон, увидев выражение его лица, я невольно посмотрела на нож, лежащий у разъеденного молью манекена. Впрочем, он мне и в начале-то не очень помог. Когда я вспомнила предостережение Дмитрия, в животе у меня все болезненно сжалось. Как же я была безрассудна, когда была уверена, что смогу одолеть вампира, а уж тем более Михала.
«Ты не остановишь его, Селия. Ты будешь умолять его выпить тебя досуха».
Остатки приятного тумана в моем разуме рассеялись, оставив после себя лишь холод и унижение на этом грязном чердачном полу. Михал все еще выжидающе на меня смотрел, и я пробормотала:
– Я все предусмотрела.
– Предусмотрела?
Резко вскочив, он молниеносно пронесся по чердаку, схватил нож и вложил его мне в руку. Я не решилась его взять – ведь какой в нем толк? – а Михал сжал мне пальцы вокруг холодной серебряной рукояти и поднял меня на ноги.
– И что ты там предусмотрела? Помогло это тебе?
Я заставила себя вскинуть голову и посмотреть ему в глаза.
– Как я уже сказала, ты не терял самообладания.
– Но мог бы…
– Но не потерял же!
Мы снова стояли лицом к лицу, но сейчас Михал не улыбался. Он выглядел так, словно готов был закинуть меня себе на плечо, отвезти на Реквием и, вероятно, бросить в сырую темницу с крысами. Он чуть оскалился, а его щеки, обычно белоснежные, потемнели от ярости и выпитой крови. Моей крови. Я поспешно отвела взгляд, желая забыть последние минуты или, может, даже часы. Для меня их никогда не было!
– Думаю, в кладовой можно найти белый уксус. Если польем им кровь, пока она не успела засохнуть, может, даже и пятен не останется.
Михал с отвращением отпустил мою руку и подошел к окну, словно хотел уйти от меня подальше.
– Как мы сбежали из «Бездны»?
Я едва сдержалась, чтобы не огрызнуться.
– Дмитрий и Одисса.
– Они привели нас сюда?
– Да.
– Они попросили тебя исцелить меня?
– Нет. – Новые звезды вспыхнули перед глазами, когда я помотала головой. Я с такой силой засунула нож в складки платья, что лезвие рассекло ткань. – Они хотели привести тебе пару, которая здесь живет, но я не позволила.
– Почему?
– Одисса сказала, что ты можешь убить их. – Я посмотрела на его напряженную спину. Мне не хотелось чувствовать себя еще глупее. – Они не заслуживали смерти только из-за того, что мы попали в ловушку.
Михал сжал одеяло так сильно, что у него напряглись руки.
– И ты, разумеется, предпочла, чтобы я убил тебя, а не их.
– Нет, конечно, но…
– Твою мать, ты и правда хочешь умереть.
Воцарилось молчание. Затем…
Перед глазами все завертелось, когда я бросилась на него. Изумление смешалось с мерзким гневом. Он только что… выругался на меня. Никто прежде не говорил мне таких гадких слов… Да как он смеет со мной так разговаривать? Я ничего плохого не сделала – лишь спасла его шкуру. Как смеет он вести себя так со мной, словно я совершила страшное преступление?! Я хотела схватить и встряхнуть его, но, сделав пару шагов, пошатнулась и ухватилась за сундук, чтобы не упасть.
– Не смей! – возмутилась я. – Если бы не я, валялся бы ты тут мертвый на полу. Прояви хоть немного благодарности.
– Даже не стану, – бросил он. – Если еще раз подобное выкинешь, убью тебя назло.
– Пустые угрозы, Михал Васильев, и мы оба это знаем. А теперь, если ты закончил злопыхать, окажи мне ответную услугу и исцели меня. Я знаю, что ты думаешь о крови вампира, но, учитывая произошедшее…
– Учитывая произошедшее, ты еще легко отделалась головокружением.
Он глубоко вздохнул, словно пытался успокоиться, но затем снова выругался, сорвал с себя кожаное пальто и швырнул его через плечо. С мокрым шлепком оно упало у моих ног. Свежая кровь – вероятно, моя – забрызгала мне подол.
– Но в конце концов люди до смерти забили камнями сятого Стефана, а Святого Лаврентия изжарили на решетке, – тихо и зло произнес Михал. – Когда вернемся на Реквием, могу устроить и то и другое. Или, может, ты сразу хочешь отправиться на распятие?
Я впилась ногтями в деревянный сундук:
– Ты думаешь, я хочу стать мученицей?
– Полагаю, это твоя самая сокровенная мечта.
– Да ты вообще обо мне ничего не знаешь.
– Очевидно, ты тоже о себе ничего не знаешь, – огрызнулся он, глядя в окно, – если полагаешь, что жертва ради этих людей имеет к ним какое-то отношение. Как и для твоих предшественников, для тебя жертва связана только с тобой и желанием доказать, что ты достойна какой-то воображаемой награды… В данном случае – смерти. Тебе это нужно? Тебе нужно умереть, чтобы другие заметили в тебе нечто большее, чем просто красивую фарфоровую куколку?