– Сними перчатку.
Я печально улыбнулась и протянула ей руку. Она посмотрела на меня с любопытством, но перчатку сняла. Коснувшись моих пальцев, она ахнула и широко распахнула глаза – наши руки были одинаково холодны.
– Удивительно… – Однако слова застряли у нее в горле, когда она проследила за моим взглядом и увидела Милу, которая парила у мезонина и несколько робко на нас смотрела.
В груди у меня разлилось тепло и кольнуло болью. Кажется, не только Одисса скучала по Миле.
– Мила? – Одисса буквально потащила меня к винтовой лестнице. – Это правда ты?
Мила чуть улыбнулась и приветственно махнула рукой.
– Привет, Дис. – Бросив на меня взгляд, она неловко кашлянула и хихикнула. – Селия.
Не в силах сдержаться, я улыбнулась в ответ, хоть и с усилием. Одисса быстро поморгала, безуспешно пытаясь справиться с восторгом и изумлением.
– На мгновение я подумала, что ты ушла навсегда, не попрощавшись, – сказала я. – Наговорила всякой чепухи. Мол, что больше не будешь к нам приходить. Но ты же все это время за нами следовала, так?
Мила перекинула длинные волосы через плечо и спустилась к нам.
– И хорошо, что последовала, иначе Гвиневра никогда бы не пошла за мной, а она оказалась весьма полезной в «Бездне», – озорно ответила Мила и помолчала немного. – Я слышала, что вы теперь лучшие подруги. Как любопытно.
– Гвиневра? – переспросила Одисса, пытаясь сложить все части нашего разговора воедино. – Гвиневра де Мимси, та наглая потаскуха, разбившая окна в моей лаборатории? – Прежде чем я или Мила успели ответить, Одисса, словно не удержавшись, заметила: – И призраки не могут уйти навсегда, Селия. После смерти они должны либо отойти в царство мертвых, либо остаться рядом с царством живых. Если душа отошла в мир мертвых, ты не сможешь позвать ее, а оставшиеся рядом с живыми… – она бросила виноватый взгляд на Милу, – …навечно оказываются в ловушке меж двух миров и по-настоящему не могут существовать ни в одном из них.
Мила закатила глаза:
– Ты что, прочла всю книгу «Как общаться с мертвыми»?
– Полистала немного, когда Михал сказал, что общался с тобой, – хмыкнула Одисса.
Однако при упоминании Михала все веселье в глазах Милы исчезло, и она чуть напряглась, но Одисса все же заметила это:
– Ой, да ладно тебе. Ты все еще злишься на него? Столько лет прошло.
– К твоему сведению, нет, не злюсь. Просто хочу, чтобы он…
Однако Одисса посмотрела на меня и с досадой ее перебила:
– Михал обратил Милу в вампиршу, когда они были совсем молоды, и она не простила его за это. – Она перевела взгляд на Милу. – Ты болела. Чего ты ждала от своего брата? Если бы Дмитрий чах на моих глазах, умирал медленной и мучительной смертью, я бы и не такое сделала, чтобы спасти его.
Я нахмурилась, не зная, что сказать. Михал никогда не говорил об этом… да и с чего бы? Еще недавно я думала, что он жестокий убийца, и не раз говорила ему об этом. И все же… отчего-то тепло разлилось у меня по груди и шее, и я подергала ворот. Я столько рассказала ему о своей сестре. Он мог бы сделать то же самое. Я бы выслушала его.
Словно почувствовав, как мне стало неуютно, Одисса сжала мою руку, но ничего не сказала.
– Много лет она не разговаривала с Михалом, а все потому, что тоже подарила свое сердце такому же ослу, как твой жених.
Мила судорожно вздохнула и с оскорбленным видом скрестила руки на груди.
– Петр здесь совершенно ни при чем.
– Нет? Разве он не пытался отрезать тебе голову, когда ты показала ему свои чудесные клыки?
Мила с хмурым видом промолчала, и Одисса, само воплощение старшей сестры, удовлетворенно кивнула. Боль в груди стала сильнее.
– С того дня Михал больше никого не превращал в вампира. За всю свою жизнь он обратил только свою неблагодарную младшую сестру, которая до сих пор наказывает его за это.
Внезапно я поняла, почему Михал так яростно настаивал, чтобы я больше никогда не пила кровь вампира. И все же… я растерянно нахмурилась.
– А кто тогда обратил тебя?
Одисса многозначительно посмотрела на Милу, которая – несмотря на всю свою мудрость – выглядела сейчас гораздо моложе. Руки она все еще держала скрещенными на груди, зубы были стиснуты. Точно так же она вела себя в авиарии, словно защищала и осуждала в то же время.
– Что? – бросила она. – Вы же не думаете, что я стала бы проводить вечность с одним лишь Михалом? Я люблю брата, но он просто бесчувственный чурбан. Как будто из камня сделан. – Она кивнула на утес позади нас. – Только вот скала хотя бы не пытается контролировать каждый мой шаг.