– Ох, подвинься.
Пиппа вложила мне в руку свечу и выхватила шпильки. Парой быстрых и точных движений она открыла замок. Дверь распахнулась.
– Вот. – Она указала на сложенный синий шарф. – И не нужно ни перед кем унижаться. Рождественским утром твой наряд будет в тон мундира твоего обожаемого охотника, и ничего в мире не изменится.
Я удивленно на нее посмотрела:
– Как ты это сделала?
– Это тебя тоже не касается.
– Но…
– Селия, открыть замок не какой-то подвиг Геракла. Немного терпения, и все, хотя для тебя это наверняка будет сложно. Тебе всегда все приносят на блюдечке с голубой каемочкой.
Я обиженно отстранилась, и Пиппа сникла:
– Прости, ma belle. Не стоило мне так говорить. Я… я завтра научу тебя, как открывать замки.
– Зачем? – шмыгнула я носом. – Ты явно обо мне невысокого мнения.
– Нет-нет. – Она схватила меня за руку. – Просто… все это.
Она посмотрела на шкаф, в котором аккуратно лежали ряды атласных бантов для волос и бархатные шкатулки с драгоценностями. В этом году отец купил для Пиппы миниатюрную модель Вселенной; планеты поблескивали в свете пламени свечей.
– Наши родители – плохие люди, Селия, и… – Она резко замолчала и отвернулась, выпустив мою руку. – Они пробуждают во мне самое гадкое. Разумеется, я не должна срываться на тебе.
Щеки у меня запылали, когда я отвела от нее взгляд и подошла к подаркам. Филиппа наверняка считала меня избалованной – может, даже пустой, – но я хотя бы не видела мир в мрачных красках.
– Да, наши родители иногда бывают… трудными, но это не значит, что они плохие. А подарки… Только так они умеют выражать свою любовь к нам.
– А когда деньги кончатся? Как тогда они буду проявлять свою любовь?
Пиппа покачала головой и забрала у меня свечу. Она пошла обратно в нашу комнату, и я поняла, что разговор окончен. У меня чуть сжалось сердце, когда я смотрела ей вслед. Вдруг она обернулась и сказала:
– Нельзя получить что-то просто так, Селия. За все в нашем мире приходится платить… даже за любовь.
Тогда я не знала, откуда она услышала это выражение.
Я лишь знала, что это правда… потому что так сказала моя сестра, а она бы никогда не стала мне лгать.
В то рождественское утро я не надела синий шарф, а Филиппа выбросила модель Вселенной в ту же мусорную корзину, в которую матушка вышвырнула нашего попугая.
– У меня для тебя подарок.
Михал стоял, сцепив руки за спиной. Сюртук он снял и закатал рукава рубашки. Отчего-то он выглядел уязвимым. Я взволнованно поглядела на столик, у которого он стоял. Кто-то – возможно, та самая сварливая служанка, которая привела меня в покои Михала, – поставил поднос с фруктами, мясом, сыром и выпечкой. Рот тут же наполнился слюной, когда я увидела булочку с шоколадом. Вопреки всякому здравому смыслу я спустилась по лестнице. Капусты не было.
– Не нужно было…
– Нет, нужно. – Михал откашлялся и пригласил меня сесть за столик. – И это не подарок. Это еда, которую тебе должны были приносить с самого начала.
Я опустилась в кресло, положила салфетку на колени и потянулась к ближайшей тарелке с яичницей, лесными грибами и соленым сыром. Если Михал что-то хотел от меня, мне нужно было мыслить трезво. А значит, поесть. Желудок согласно заурчал.
– Посудомойка иногда приносила мне еду. И Дмитрий, – добавила я, подумав. – Прекрасное блюдо из капусты, сливочного масла и сваренных вкрутую яиц.
– Капуста и масло, – повторил Михал.
Я кивнула и отправила в рот первый кусочек, едва сдержав стон удовольствия. Он бросил взгляд на рану на моей шее и сел в кресло напротив меня.
– Одисса сказала, что ты поговорила с ним.
– Как быстро разносятся вести.
– Я правильно понимаю, что ты веришь ему? Считаешь, что он невиновен, верно?
Я схватила блинчик с верхушки огромной стопки:
– Я бы не назвала его невиновным, но да, я больше не думаю, что Дмитрий – Некромант.
В груди у меня все сжалось, но я решила не обращать на это внимания, а вместо этого посмотрела на разнообразные яства и положила себе на тарелку несколько кусочков яблока и кремовый сыр. Михал наблюдал за мной с каким-то уж очень острым интересом. Я знала, о чем он думал. Теперь у нас было лишь два подозреваемых: Коко и Филиппа. Завтра будет бал-маскарад, и выяснить, связана ли с этим как-то Коко куда легче. Но если бы Козетта Монвуазен что-то знала о Некроманте – и особенно о том, что он подговорил Бабетту, – он бы уже давно был мертв.
Крест Филиппы тяжелым камнем висел на шее.