А я поняла, что не было смысла взывать к его разуму.
– Ты убил шестерых.
– И убил бы больше – сотню, тысячу, – чтобы воскресить твою сестру. И поэтому, – яростно сказал Фредерик, подойдя к гробу Филиппы, – она получит всю твою кровь до последней капли! Уверен, ты помнишь, что для чар подойдет лишь кровь Смерти. Деталей никаких нет, но, полагаю, рисковать мы не можем, правда?
Холодок пробежал у меня по спине, уже не от болиголова. То, как он говорил, как проводил рукой по стеклянному гробу Филиппы… Фредерик вовсе не был ласков. Он обезумел, и никакие доводы рассудка не заставят его передумать. Желчь подкатила к горлу. Господи, да он же пришил чью-то кожу к лицу Филиппы и собирался вырезать мне глаза. Сжав ведьмин огонек, с рычанием я ударила им по стеклянной крышке. Та не разбилась. Даже не треснула.
– Моя сестра не хотела бы этого! – воскликнула я гневно.
– Я всегда считал, что лучше просить прощения, чем просить разрешения.
Фредерик поднял крышку гроба и нежно провел пальцами по швам на ее щеке. Но когда он заговорил снова, в его голосе не было больше теплоты и ласки, только тягучий яд.
– Думаешь, она желала, чтобы в ту ночь ее похитила Моргана? Чтобы пытала и увечила ее? Думаешь, если бы она сейчас стояла здесь, она выбрала бы смерть, только бы ты осталась жить?
Я уже открыла рот, чтобы ответить, огрызнуться, но тут же закрыла его. Ведьмин огонек выпал из руки. Потому что я не знала, что выбрала бы Филиппа. Не знала, отдала бы она свою жизнь за мою. Справедливо ли просить такую жертву от кого-то? Даже от родной сестры.
В двенадцать лет она поклялась защищать меня, но обещания ребенка расходятся с жизнью взрослого.
Фредерик посмотрел на меня, в его темных глазах пылала злоба.
– Ты никогда не была такой наивной, какой хотела казаться, ma belle. И ты знаешь ответ – даже сейчас ты ставишь свою жизнь выше ее. Только вот на ее месте должна была оказаться ты. – Он сжал плечи Филиппы, словно хотел уберечь ее. – Это тебя должна была наказать Моргана. Тебя она должна была убить! Ведь это ты полюбила охотника, это твой любимый папенька крал у ведьм. Филиппа ничем не заслужила такой участи! – прорычал он. – И если мне придется вырезать тебе сердце, чтобы вернуть ее, я сделаю это!
«Даже сейчас ты ставишь свою жизнь выше ее».
Фредерику не нужен будет нож, чтобы вырезать мне сердце. Его слова острее всякого клинка пронзили мне грудь, и, наверное, я истеку кровью и умру. Я взглянула на некогда прекрасное лицо сестры, изуродованное швами. Она тоже винила меня в случившемся, как и Фредерик? В последние минуты жизни желала ли она, чтобы я оказалась на ее месте? Пожелала бы она этого сейчас?
«Нет!»
Я замотала головой, отгоняя эти мысли прочь. Фредерик уже повлиял на меня и даже не раз, но если так пойдет и дальше, он раздерет мои воспоминания о Филиппе на части. И сошьет их в нечто мерзкое и темное, как сшил ее тело.
Фредерик пригладил волосы Пиппы и поправил ворот ее простого белого платья. На шее у нее блестел серебряный крест. Глаза начали болеть, когда я посмотрела на медальон, ведь он всегда должен был висеть у нее на шее. А Фредерик должен был оплакивать мою сестру вместе с нами и похоронить ее вместе с этим украшением.
– Ты отдал ее медальон Бабетте, – упрекнула я его. – Вырезал ее инициалы поверх инициалов Филиппы.
Он пренебрежительно взмахнул рукой:
– В знак доброй воли и защиты… чтобы было проще надавить на Бабетту. Этот крест никогда ей не принадлежал, и ей не следовало брать его с собой на кладбище.
– Зачем вообще ей надо было притворяться мертвой? Ты хотел, чтобы ее нашла я?
– Разумеется, – фыркнул он. – Жан-Люк подозревал Алую Даму. Как еще мы могли сбить его и твоих дорогих братьев со следа? Ведьма крови должна была погибнуть, а Бабетта должна была исчезнуть, чтобы продолжить дело.
Он замолчал и оправил подол платья Филиппы.
«Готовит ее», – вдруг поняла я, и мне стало дурно.
Я не могу позволить ему сотворить такое с ней. С нами. Стиснув зубы от боли, я проскользнула сквозь завесу, чтобы позвать на помощь Милу, или Гвиневру, или хоть кого-нибудь. Но в гроте не было призраков, и я вернулась в мир живых в ужасе и полном одиночестве.
Неосознанно я потянулась к шее, чтобы ощутить частичку Филиппы, семьи и надежды, но нащупала лишь серебряную ленту Михала.
«Михал».
Я поглядела на воду, и невидимый нож еще глубже вонзился в сердце.
Неделю назад я бы взмолилась о чуде. Чтобы балисарда Фредерика не пронзила сердце Михала. Чтобы он выскочил из воды невредимый и полный сил. Я едва сдержала всхлип. А сейчас я не могла взмолиться, потому что не вынесу разочарования, ведь Небеса меня не услышат. Даже если я выживу, у моей сказки не будет счастливого конца. А все потому, что я не послушала Михала. Вынудила его последовать за мной в бездну и не смогла спасти его.