Я резко выдыхаю.
— Как вы…
— Может быть, она уже нашла тебя? — Он поднимает бледную руку к моему воротнику. Я напрягаюсь, но он лишь дергает за веревочки плаща Коко, и тот падает к нашим ногам, рассыпаясь пунцовой тканью. Он смахивает волосы с моего плеча. Мои колени начинают дрожать.
— К-кто?
— Смерть, — дышит он, низко наклоняясь, чтобы вдохнуть аромат изгиба моей шеи. Хотя он не касается меня, я чувствую его близость, как легкие пальцы, проходящие по моему горлу. Когда я задыхаюсь и отстраняюсь, он выпрямляется, нахмурившись — безразлично, возможно, не обращая внимания, — и снова смотрит на Одессу. — В ее жилах не течет магия крови.
— Нет, — беззаботно отвечает она, продолжая читать свои свитки. Полностью игнорируя нас. — Зато есть что-то другое.
— Ты узнаешь запах?
Она поднимает изящное плечо.
— Совсем нет. Но он не совсем человеческий, не так ли?
Я перевожу взгляд с одного на другого, когда между ними воцаряется молчание, уверенное в том, что я ослышалась из-за бешеного стука моего сердца. Когда никто из них не говорит — не фыркает в недоумении и не смеется над собственной остроумной шуткой, — я качаю головой и подхватываю с пола плащ Коко.
— Вы оба сильно ошибаетесь. — Набросив его на плечи, я втягиваю руку в левый рукав. Щеки все еще горячие, я нажимаю на защелку, и ее нож скользит в мою ладонь.
Лу и остальные уже должны были прибыть. Либо они не могут найти мой след, либо я уже потерялся в море. Впрочем, причина уже не имеет значения. Следствие остается неизменным. У меня мало времени, и нельзя позволить этим существам разгуливать на свободе. Если они покинут корабль, то, несомненно, возобновят свою охоту на Коко, а здесь — сейчас — у меня все еще есть элемент неожиданности. Мой взгляд перемещается от глаз Михаля к его ушам, носу и нижним частям тела.
Он изгибает бровь.
Неважно, против кого ты выступаешь, Селия, — у всех где-то есть пах. Найди его, ударь изо всех сил и убирайся оттуда.
Глубоко вздохнув, я бросаю осторожность на ветер и делаю выпад.
Между одним мигом и следующим Михаль снова делает движение, и вдруг он оказывается не передо мной, а прямо позади, захватывает мое запястье и выкручивает, поднимая нож в моей руке к собственному горлу.
— На твоем месте я бы этого не делал, — дышит он.
Глава 11
Ад Пуст
В моменты крайнего напряжения человеческий организм часто запускает психологическую реакцию борьбы или бегства. Я помню, как Филиппа описывала мне это в детстве — сухость во рту, туннельное зрение, неглубокое дыхание. Уже тогда я знала, что Пиппа никогда не убежит.
Я знала, что никогда не буду драться.
Сейчас я реагирую не задумываясь — глаза, уши, нос, пах, — откидываю голову назад, разбиваю Михалю нос, поворачиваюсь, чтобы ударить его коленом в пах. Однако он уклоняется прежде, чем я успеваю это сделать, — его руки обвиваются вокруг моей талии, увлекая меня за собой, — и вместо этого я наношу сильный удар по бедру. Вместо этого я едва не ломаю коленную чашечку. Острая боль пронзает кость, но я вырываюсь из его мрачных объятий и мчусь мимо него, спотыкаясь в темноте, слепо ища дверь, любую дверь…
Вот.
Я бросаю свой вес на тяжелое дерево — раз, два, три — и когда оно наконец распахивается, я падаю вместе с ним, тяжело приземляясь на руки и колени. Они кричат от боли, пока я пробиваюсь вперед, поднимаюсь на ноги, бегу по коридору и сворачиваю за поворот. На этот раз холодные руки не хватают меня за плечи, а серебристый голос не произносит предупреждающих титров.
Они отпустили меня.
Нет. Я отгоняю назойливую мысль в сторону, толкаю себя быстрее, вверх по лестнице, каждый шаг между нами — вздох облегчения. Нет, я сбежала. Я сбежала из каюты, а теперь я должна сбежать с корабля…
Распахнув очередную дверь, я замираю на квартердеке, и мой желудок опускается вниз вместе с температурой.
Лунный свет сверкает на открытой воде.
Она расстилается передо мной во всех направлениях, не прерываясь и не заканчиваясь — за исключением запада, где на горизонте все еще сверкает скопление огней. Цезарин. Никогда прежде я не думал об этом слове с такой тоской. И с таким страхом. Мы уже улетели Бог знает куда, а это значит…..от осознания этого в горле образовался тугой комок, затрудняющий дыхание.
Мои друзья никогда не найдут меня.
Нет.
Я бросаюсь через палубу туда, где десятки матросов работают в унисон, их движения странно ритмичны, когда они управляют парусами и штурвалом, когда они тащат канат, завязывают узлы и моют доски пола. В отличие от Михала и Одессы, их кожа раскраснелась от физических нагрузок, теплая и знакомая, несмотря на пустоватый блеск в глазах.