— Нет? — Он следит за моими шагами, как хищник, выслеживающий добычу. Терпеливый. Смертоносный. Он думает, что я в ловушке, и, возможно, так оно и есть. — Когда вы родились, Козетта Монвуазен?
— Тридцать первого октября.
— Где ты родилась?
— В L'Eau Melancolique15. Точнее, в Le Palais de Cristal16 в Le Présage17. — Презрение — нет, гордость — капает из каждого слова, из каждой мелочи. Вечные звезды в твоих глазах, всегда говорила мне Пиппа, и слава Богу за это. Слава Богу, что я собираю истории, как мелюзга собирает сокровища; слава Богу, что я слушаю, когда люди говорят.
У Михаля сжимается челюсть.
— Как зовут твоих родителей?
— Моя мать была легендарной ведьмой Анжеликой. Она погибла в битве при Цезарине вместе с моей тетей, Ля-Вуазен, которая меня вырастила. Я не знаю своего отца. Моя мать никогда не произносила его имени.
— Какая жалость, — тихо повторяет он, но в его голосе нет ни капли извинения. — Как ты познакомилась с Луизой ле Блан?
Я поднимаю подбородок.
— Она бросила мне в лицо пирог с грязью.
— А с Бабеттой Труссэ?
— Мы вместе росли в La Fôret des Yeux18.
— Ты любила ее?
— Да.
— А кого ты любишь сейчас?
— Его Величество и король Бельтерры, Борегара Лиона.
— И как он сделал тебе предложение?
— Он удивил меня после посвящения в Шассеры… — В черных глазах Михаля вспыхивает триумф, а его холодная улыбка возвращается. Слишком поздно я осознаю свою ошибку, пропуская шаг и едва не падая на колени увлеченного моряка. Его деревянный кол задевает мое бедро. Он делает движение, словно хочет вырезать его. Стиснув зубы, я выхватываю гладкую деревяшку и прячу ее в складках плаща Коко. Если Михаль и замечает это, то не говорит.
Вместо этого он поднимает между нами знакомое золотое кольцо. Бриллиант сверкает в лунном свете.
— Я и не знал, что у Козетты Монвуазен был суженый, — говорит он голосом, таким же холодным, как вода внизу. — Как интригующе.
Свободная рука тянется к карману, и желчь подступает к горлу, когда я обнаруживаю, что он пуст. Мое обручальное кольцо и крестик Бабетты — они оба пропали, их украл этот мужчина, который вовсе не человек, а чудовище. Его черные глаза смотрят на меня не совсем по-человечески, а тело стало слишком неподвижным. Мое собственное тело отвечает ему тем же. Я едва осмеливаюсь дышать.
— Я и не подозревал, что она Шассер, — тихо говорит он. — Насколько мне известно, только одна женщина занимает эту должность, и она не Алая Принцесса.
В наступившей тишине он снова вдыхает мой запах. Он наклоняет голову.
И я бросаю осторожность на ветер.
Размахивая деревянным колом между нами, я размахиваю им, как ребенок игрушечным мечом. Между пальцами лебединые глаза насмехаются надо мной. Ты не можешь надеяться одолеть этого мужчину, говорят они — или, возможно, это вовсе не их голос. Возможно, это мой. Ты не можешь надеяться убежать от него.
— Держитесь от меня подальше. — Задыхаясь, я поднимаю свой кол выше, яростное давление нарастает в моих глазах. Я могу это сделать. Я обезвредила Моргану ле Блан. — Я-Я ничего для вас не значу. Если вы не убьете меня, просто… отпустите меня. Я ничего не значу, так что отпусти меня.
Охваченный отвращением, Михаль больше не пытается двигаться со сверхъестественной скоростью. Нет. Он медленно сокращает расстояние между нами, его холодный кулак обхватывает мой и со смехотворной легкостью перехватывает кол. Без единого слова он бросает его в море. Мое сердце тонет вместе с ним.
Я тону вместе с ним.
— Не убегай больше, — предупреждает он, его голос становится все мягче, но при этом смертоноснее, — или я буду преследовать тебя. — Он наклоняется ближе. — Ты же не хочешь, чтобы я за тобой гнался, питомец.
К моей чести, мой голос не дрожит.
— Ты не причинишь мне вреда.
— Такая уверенность.
Слова звучат в моих ушах как обещание.
Когда он выпрямляется и щелкает пальцами, матрос за моей спиной резко встает. Без кола его руки перестали дергаться, и магия, которую наложил Михаль, снова полностью овладела им. Он смотрит прямо перед собой, ничего не видя.
— Верни ее в бальный зал, — говорит ему Михаль. — Если она снова попытается сбежать, я хочу, чтобы ты достал свой драгоценный кол с морского дна. Ты понял?
Моряк кивает и идет вперед. Когда я не сразу следую за ним, он останавливается, поворачивается, и его рука вырывается, чтобы схватить меня за локоть. Он с грубой силой тянет меня вперед. И хотя я упираюсь каблуками, хотя я цепляюсь когтями за его запястье, шипя и плюясь, извиваясь, пинаясь и даже кусаясь, он, не останавливаясь, продолжает вести меня к двойным дверям. У меня во рту едкий вкус его крови.