— Мои друзья придут за мной, — рычу я через плечо и морщусь, когда Михаль появляется там без предупреждения. — Они уже сделали это однажды. Они сделают это снова.
Он ловит плащ Коко между бледных пальцев. Она легко соскальзывает с моих плеч, драпируясь по его рукам, и то, как он изучает ее…
Ледяной кулак сжимает мое сердце, когда он наконец улыбается — настоящей, уничтожающей улыбкой — и обнажает два длинных, злобно острых клыка. Мир словно замирает в ответ. Люди, корабль, океан — все меркнет, когда я смотрю на него, когда я смотрю на них, в равной степени ужасаясь и застывая.
Клыки.
У этого мужчины есть клыки.
— О, я рассчитываю на это, — говорит он, его черные глаза сверкают.
И в этот момент — когда я спускаюсь в недра его корабля — я понимаю, что Ад пуст, а Дьявол здесь.
Часть II
L’habit ne fait pas le moine.
Внешность обманчива, по наружности не служат.
Глава 12
Остров Реквием19
Я так и не узнала, что случилось с моей сестрой в ночь ее смерти.
Однако ночь ее исчезновения — ту ночь я помню с мучительной ясностью. Я помню, как мы ссорились. На той неделе она каждую ночь пробиралась через окно нашей детской, не сказав мне ни слова. Я до сих пор не знаю даже имени этого мужчины. В более добрые минуты я пытался взглянуть на ситуацию ее глазами: двадцать четыре года, а она все еще живет в одной детской с младшей сестрой. Двадцать четыре года без мужа, без детей, без собственного дома и положения. Возможно, она чувствовала себя неловко. Возможно, у мужчины не было титула или богатства, чтобы добиться ее руки, поэтому она держала их роман в секрете. Возможно, еще десятки других вещей, которые не имели бы значения для меня — ее сестры, потому что я любила ее. Я бы делила с ней детскую до скончания веков; я бы охотно ухаживала за ее таинственным мужчиной, независимо от его титула или богатства. Я бы хихикала с ней под одеялом, сама бы смазывала оконные петли для их тайных свиданий.
Однако она никогда не рассказывала мне о нем.
Она вообще ничего мне не рассказывала.
В менее добрые моменты я задавался вопросом, любит ли она меня вообще.
— Этому нужно положить конец, — шипела я в ту ночь, когда часы пробили полночь, после характерного скрипа половиц. Отбросив в сторону покрывало, я спустил ноги с кровати и уставился на нее. Она замерла, держась одной рукой за оконную задвижку. — Хватит, Филиппа. Кто бы они ни были, они не должны просить тебя красться в темноте ночи, чтобы встретиться с ними. Это слишком опасно…
Слегка расслабившись, она приоткрыла окно. Ее щеки пылали от возбуждения, а может, и от чего-то другого.
— Спи, милая20.
— Я не буду. — Я сжала кулаки, услышав это ласковое слово, потому что в последнее время оно совсем не казалось мне ласковым. Оно казалось уменьшительным, насмешливым, как будто она издевалась надо мной за то, чего я не понимала. И это приводило меня в ярость. — Как скоро Мама и Папа поймают тебя? Ты же знаешь, что они отыграются на нас обеих. Я не смогу видеться с Ридом целый месяц.
Она закатила глаза и перекинула ногу через подоконник, безуспешно пытаясь спрятать рюкзак под плащом.
— Quelle tragédie21.
— В чем проблема…?
Нетерпеливо вздохнув, она ответила:
— Рид не для тебя, Селия. Сколько раз я должна тебе повторять? Он для Церкви, и чем скорее ты это поймешь, тем скорее ты окажешь всем нам услугу и сможешь жить дальше. — Она насмешливо покачала головой, как будто я была самой глупой девушкой на свете. — Он разобьет тебе сердце.
Но дело было не только в этом. Несмотря на все ее сестринские замашки, Рид ей нравился; она не получала большего удовольствия, чем заставлять нас двоих играть с ней, ловить снежинки, собирать апельсины и называть ее Votre Majesté, le magnifique Frostine22, в честь ее любимой сказки. Что-то изменилось между ними за последний год. Что-то изменилось и между нами.
— Это говорит женщина, которая сейчас болтается на водосточной трубе, — огрызнулся я, невольно уязвленный. — Почему он не представился, Пип? Может, его не интересуют настоящие отношения? По крайней мере, Рид все еще хочет меня, когда встает солнце.