— М-да… протянул Освальд. — А я то…
— Большезуба ждал? — хихикнул Чихъ. — А это капи. Большой и трусливый вкусный капи. Теплый, полезный… грызун.
— Это я понял. — Охотник покачал головой. — Так ветер же от нас дует, почему не убежали, запах же?
— Какой? — Непонимающе посмотрел Чихъ.
— Лютобой.
— Ахахах… — заквохтал старик. — Ну да, ну да, красавчик, лютобой. Лютобой мясо не ест.
— Траву что ли?
— Листья, корешки, траву, ягоды. Лютобой не хищник.
— А?..
— Но дерется страшно. Не хотелось бы с ним столкнуться.
Освальд промолчал. Солнце, упорно катившееся к горизонту, пробивалось через кроны все слабее. А им еще предстояло идти и идти. Дед его удивил.
— Остановимся здесь. Капи знают, где искать путь жизни, опасности нет. Да и никого из народа — тоже.
Чихъ нырнул в заросли, вернулся через минуту, с несколькими рогатыми и длинными сушняками. Споро подставил под густой кустарник, завел несколько длинных побегов за них, плющом, стелившимся по стволам, не отрывая, перетянул. Освальд только покачал головой. Шалаш не шалаш, шатер не шатер. Но даже дождь им сейчас не помеха.
— Ты сидишь до Трех сестер. — Чихъ почесался под своей бурой мешковиной. — Они появятся в-о-о-о-н там. Запомнил?
— Да.
— Ты сходи, да отлей, а то потом лучше отсюда не вылезать.
— Почему?
Дед покачал головой. Освальд неожиданно вспомнил себя в Старой школе, ничего не знающего и не умеющего. Вроде бы и мастер Гельд, браконьер и опальный королевский стрелок, потомственный лесовик из Шварценхаффена вдолбил многое в голову, а вот, подишь ты… Хотя, вряд ли почтенный и кривой на левый глаз учитель бывал в Квисте. А здесь же, как стало ясно давно, все совершенно по-другому.
— Это гьюффель, по-нашему — ночношип, злой кустарник. Как стемнеет, вот тут развернутся шипы, и он начнет вонять. Растут вот так, один рядом с другим, и не пускают ночью к себе никого. И не выпускают, понимаешь, красавчик?
— Да. — Освальд посмотрел на прореху живой и темной крыши. — Два вопроса, ты не против?
— Все вы городские такие, только бы вопрос. Валяй, кхе-кхе.
— На кой ляд этот гьюффель сдался кому-то ночью? И если он гьюффель, то ночношип — по-каковски, по-вашему?
— Цветы, распускающиеся ночью вот здесь, внизу. Мягкие, как пух, разлетаются, тащут с собой семена ночношипа. Их собирают для лечения, а гьюффель не дает это делать. Один городский ферт говорил мудреное слово, как это… симбиоз, ага. А по нашенски-то? Гьюффель, это на имперском и побережном. А по границе говорят не так. Ты отливать-то идешь?
Запретный лес-5: след дракона
Смеркалось не стремительно, но лес погружался в ночь все равно быстро. Тут-там-сям, незаметно, но тени становились гуще, расползаясь просто пятнами сумерек, накрывая собой кустарник, подлесок и землю. Деревья тут пока не казались великанами, но вверх, врезаясь в небо, краснеющее последними блесками заката, уходили почти корабельными мачтами.
— Скоро небо пропадет, если нам повезет. — Чихъ, казалось дремлющий, смотрел перед собой пустым тяжелым взглядом.
— Если повезет?
— Над сердцем Леса всегда тучи. — дед совершенно не язвил, вдруг став совсем другим. — Сердце Леса не видит неба, прячется от него.
— Как такое возможно?
Чихъ зло оскалился:
— Там живет тьма, красавчик. Разбуди меня к Трем сестрам, не позже.
Накрылся своей рваниной и сразу же пропал, почти слившись с кустами. Вот такие дела.
Освальд, пока ничего не понявший, не стал дергать проводника. Пусть спит, одному думается легче. А слух подвести не должен, поможет услышать в засыпающем Квисте опасность, если что. Наверное.
Тьма? Комрад, тогда, вечером, разговорился чуть больше. Они выпили небольшой кувшин местной наливки, полукровка, явно нечасто разговаривающий с кем-то вне своего странно-страшного лесного мира, начал говорить и Освальд его не останавливал. Знание владеет миром, если оно знание. Опыт командира Зеленой заставы сомнению подвергать не получалось.
— … сердце Квиста там, ближе к морю. Оно пульсирует теплом, квестор, живым теплом из-под земли. Там нет снега даже зимой, а здесь они, зимы, порой лютые. На два дня пути во все стороны, где-то на три, лишь приходит осень, но листья даже не падают вниз. Да и нет там листьев, в самом сердце. Огромные травы, хвощи и папортник выше мужчины с Нордиге, лианы, огромные великаны, усыпанные цветами, покрытые ковром из вьюнка с плющем. Зеленое покрывало, плотное, мечом не разрубишь, затягивает там все, прячет под собой камень, стены, колонны.