Он набрал воды в два кожаных бурдюка и флягу, долго пил, наплевав на стылую воду родника. Здесь ему делать было точно нечего, здесь все ясно. Тем более, наплевав на пепел с сажей, исползал пожарище вдоль и поперек, ища любые следы и зацепки. Буквам на коже не верил, слишком просто.
Вечером, в том самом бору, оставленном за спиной утром, трещал валежник. Аспид, устав за день, спал, даже улегшись на прогревшуюся землю. Мужчина, крутя в руках затейливое ожерелье-оберег, достав его из-под рубахи, смотрел в огонь, нащупывая подвески.
Длинные сильные пальцы чуть поглаживали семь серебряных медальонов. Пальцы, на которых не было застарелых мозолей от мотыги, топора или лопаты. Эти-то были ещё новыми и непривычными, вновь заживающими всего лишь третью весну.
А вот старые, ровными валиками покрывающие ладони и подушечки пальцев, умному и повидавшему человеку сказали бы о многом.
Хотя бы о том, что их владельца кормило железо. Только не рыхлившее и вскапывающее землю, валящее деревья и добывающее зверя. А другое, умело используемое этими руками и забирающее жизни людей. И тот, кто понял бы это — несколько раз подумал бы, прежде чем пытаться задирать владельца застарелых мозолей.
Первым Освальд оторвал лук со стрелой. Сильно сжал, прошептав когда-то заученные слова, дождался легкого треска. Листва колыхнулась сразу, зашумев под вдруг налетевшим ветром. Серебряное оружие разлетелось под ним, закружившись невесомой пылью, блеснувшей лишь раз. Когда ветер понес ее куда-то на северо-восток.
Запретный лес-1: старый-добрый Гриф
Коня ему пришлось оставить в пограничной деревеньке у Зеленой заставы. Толку от бедной животины здесь, под густыми плотными кронами и землёй, повсюду вспученной корнями, заросшей густым подлеском и кустарником? Если только тихо идти сзади, по еле заметной тропке. Да и заметная-то она только из-за проводника, сморщенного ушастого грибка-старичка, нанятого за деньги, равные покупке хорошей коровы. Да даже с телком.
Дедок, даром, что в жидких седых волосах за ушами охотнику привиделась чуть ли не плесень, бойко топал вперед. Да так, что порой Освальд разве что бегом не бежал. А как раз это-то здесь следовало делать внимательно, если сноровки нет. Корней, неожиданно вылезающих из-под земли, вокруг хватало. Как и поваленных временем старых деревьев. Это ведь запретный лес Квист, из которого очень часто не возвращаются. Да и ходят в него не очень часто. Освальду выбирать не приходилось.
— Здравствуй. — Гриф рукавом дорожного кафтана желтой замши смахнул на пол крошки, не дожидаясь прихода служанки, полноватой девки с немного глуповатым лицом. — Как всегда вовремя и, как обычно, ты мрачен.
— И тебе здравствовать. — Освальд положил на стол перевязи со шпагой и даго. — Мне следовало улыбаться, получив твое приглашение? Так я и мечтал попасть не на постоялый двор где-то в глуши, а на виллу кесаря Солнца с дегустацией вин из императорского погреба и нескольких восточных невольниц, так и ждущих, чтобы меня ублажить.
— Что ты находишь в женщинах оттуда? — Гриф сурово посмотрел на наконец-то додумавшуюся подскочить служанку. Потянул носом. — Вина, только лучшего. Так, насчет еды… Моему другу мяса, а мне… а мне каплуна. С травами и орехами.
— А если я тоже хочу каплуна?
— Двух каплунов. — Шпион оказался в образе аристократа откуда-то с Нортумбера, и явно решил не жадничать по своему обыкновению, цепляя маску купца. Кафтан-то пусть и из замши, но с какой отделкой? Даже плащ, с подбоем из мягких черных шкурок на шпионе, чаще всего скромном, выглядел до неприличия дорогим. — Если тебе нужны настоящие невольницы с Востока, я готов тебе их предоставить.
— Спасибо, сам разберусь. Как самочувствие, служба?
— Не жалуюсь… — Гриф брезгливо покосился на плешивого кота, решившего потереться о его сафьяновый сапог. — Староват стал, суставы болят в непогоду. Служба служится, хотя бывают всякие в ней моменты. Некоторых приходится потом ловить по всем Вольным городам, к сожалению. А они потом еще и пытаются отмалчиваться, пакостники. Не дать ни взять — нашкодившие школяры.
— В аптеке Ниросты, той, что у красных ворот, делают хорошую мазь из барсучьего жира и змеиного яда, говорят, помогает.
— На суставы намазывать, или растопить и заливать во все отверстия для развязывания языков?
— Думаю, что сам разберешься. — Освальд подождал, пока женщина протрет у них на глазах стаканы и забрал у нее бутылку. Вино, темно-красное, с запахом терна и можжевельника, лениво скатывалось по почерневшей серебряной стенке. — Твое здоровье, Гриф.