Можно было перестать быть чистой, но это не спасло бы. Другие камигакари пытались, и Аматэрасу все равно спускалась. Если навредить чистоте, выше станет шанс, что умрет не только разум, душа, но и тело. В любом случае, Эми больше не будет. Ее жизнь закончится в восемнадцать.
Какую жизнь она прожила? День за днем она молилась, училась быть мико, сохраняла чистоту. Она не читала популярные книги, не видела фильмы, не ела интересные блюда. Она никогда не водила машину, не летала на самолете, не видела места мне храмов. Она никогда не каталась на мотоцикле, не взбиралась на гору, не делала то, о чем говорили девушки в частных школах. Она обожала шоколад, но ела его в последний раз, когда ей исполнилось семь – мама сделала ей шоколадный торт.
Новые слезы полились по щекам. Она многим пожертвовала, чтобы быть камигакари, в том числе и родителями. Когда появилась метка, ее забрали в храм Шион для защиты и обучения. Ее родители сначала приезжали часто, но Эми была занята, порой проводила с ними только пятнадцать минут, а они на путь тратили часы. Она не винила их за то, что видеться они стали пару раз в год. Но, хоть они проводили мало времени вместе, ее мама всегда сияла от гордости каждую минуту.
Когда Эми было двенадцать, отец приехал к ней… один. Мама умерла после двух лет борьбы с раком. Эми не знала даже, что она болеет. Не желая отвлекать ее, мама скрывала правду. Отец со слезами на глазах сказал, что ее мать умерла, сжимая фотографию Эми с недавнего фестиваля, сделанную из толпы, потому что Эми не успела – и не пыталась – увидеться с ними до выступления. А потом он ушел. Это был последний раз, когда она его видела. Она пару раз пыталась связаться с ним за эти годы, но он отвечал холодно, если вообще отвечал, что не будет отвлекать ее от дел. Подтекст был ясен: она выбрала будущее камигакари, и в нем не было места ее родителям.
Она не хотела так делать. Так получилось. Она не была всегда занята, но родители появлялись, когда ее расписание было плотным. И она всегда говорила себе, что в следующий раз выделит время, попросит Ишиду освободить ей целый день, чтобы она пообщалась с родителями. Но этого не произошло, а теперь было поздно.
Слезы стекали по щекам в волосы. Она не понимала раньше, как одинока. Ее мать умерла, отец не собирался прощать ее за боль матери. Ее лучшая подруга умерла. В постоянных переездах и тревоге, что она ранит кого-то еще, она больше ни с кем не дружила так, как с Ханой.
Вытерев слезы, она села и вытащила шкатулку. Порывшись в содержимом, она разозлилась, отодвигая каждый ненужный камень, перо или цветок. Каждый предмет был связан с важным воспоминанием, но каждый оказался связан с камигакари. У нее должно быть хоть одно важное воспоминание, что не было о храме, что-то, что она делала вне этой паутины лжи.
Но ничего не было. Она так старалась быть послушной камигакари.
У нее осталось два месяца, но у нее не сохранилось впечатлений ни о чем, кроме долга. Отчаяние сжало ее горло. Что это? Такой была ее жизнь? И она оборвется через пару коротких недель?
Она зажмурилась и впилась в края шкатулки. Даже если она могла избежать участи, что тогда? Смогла бы она это сделать? Смогла бы отвернуться от долга? Она вызвалась сама, и если она бросит все накануне церемонии, это будет ужасным позором. Аматэрасу нуждалась в теле. Если Эми не станет носителем Аматэрасу, ками придется начинать все заново с другой камигакари, отложить церемонию еще на десять лет. И другая девочка нечаянно пожертвует собой.
Эми повернулась к алтарю в углу. Из дерева был вырезан идеальный миниатюрный храм с белыми вазами по бокам и блюдцами для подношений. В центре маленькое зеркало представляло шинтай, передающий силу Аматэрасу во время молитвы.
Эми любила Аматэрасу, самую добрую Аматсуками, с детства. Она была рада объединиться с духом ками, даже если бы потеряла от этого часть себя. Была ли ее судьба настолько иной? Если она потеряет разум и душу, это будет похоже на смерть, а не объединение. А риск смерти был с самого начала. Теперь смерть грозила ей в любом случае.
Но она выбрала этот путь. Аматэрасу нуждалась в ней. Ками была нужна миру. Аматсуками ветра отсутствовала сто лет, сто лет прошли без равновесия, и из-за этого ситуация все ухудшалась.
Она вызвалась, но ей соврали о ее судьбе. Она сделала свою жизнь такой, но ей никогда не говорили, что она не выживет. Это было ее долгом, а они соврали.
Резко встав, она выронила шкатулку, содержимое высыпалось на пол. Она не могла сидеть. Не могла стоять смирно. Она сжимала и разжимала ладони. Вздохнув, она взяла из шкафа тяжелую хаори и вышла за дверь. Свет лился из ее комнаты в коридор, закрытый ночью деревянными панелями. Остальная часть дома была во мраке, никто не проснется до рассвета. Поспешив к входу, она обулась и открыла дверь.
С неба падал занавес крупных снежинок. Газон был покрыт нетронутым слоем снега, который шел уже давно. Небо светлело, рассвет был близко, но ночь еще не отступила.
Сбросив сандалии, она склонилась к полке у двери и вытащила туфли, что носила в школе, она оставила их тут вчера на случай плохой погоды. Обув туфли, она спустилась по ступенькам, снег прилипал к ее подошве.
Через пару шагов она застыла. Ей нужно было двигаться, прогнать бурю эмоций, чтобы думать ясно. Но она не хотела идти в храм.
Она все равно пошла в ту сторону, подумывая о визите в кладовую, но вместо этого ноги повернули на север. Мимо дома, тропу, укрытую снегом, определяли только деревья по краям. Конюшня. Свежий воздух, пространство. Это лучше, чем затхлый склад.
Ускорившись, она пошла к заснеженному лесу. Снег создавал достаточно света, чтобы видеть даже темные тени под деревьями. Она шла среди кружащихся снежинок в тишине и словно вошла в другой мир. Дом за ней пропал, она видела лишь деревья неподалеку, их ветки были покрыты снегом, как торт глазурью. И хотя снег успокаивал, она не могла прогнать эмоции, которые заставляли ее ноги двигаться.
Деревьев становилось все меньше, а потом они пропали, появилась поляна. Темные силуэты лошадей виднелись на снегу. Она открыла калитку и прошла к ближайшему коню – черному с одной белой задней ногой. Он насторожил уши, и она, не зная толком, подумала, что это мерин.
- Привет, - пропела она и протянула осторожно руку. Он позволил погладить мягкий нос, его ноздри раздувались, вбирая ее запах. Она улыбнулась и приблизилась. – А ты красавец, да?
До того, как ее отметила ками, она любила лошадей и хотела ходить на уроки езды верхом летом. Коней использовали на некоторых церемониях и фестивалях, потому они и были в храме Шираюри. Но когда она получила метку, езда верхом оказалась в первых строках списка занятий, что были слишком опасны для нее. Камигакари не должна была рисковать сломать шею.
- Они забрали все, - прошептала она, стряхивая снег с гривы коня и приглаживая ее. – Они забрали у меня все из-за обещания, которое было их ложью. Как они могли? Как можно быть такими жестокими?
Она прижалась лбом к теплой шее коня. Они обманули ее. Жертва была частью роли камигакари. Может, они скрывали правду не для того, чтобы предать ее, а чтобы ей было проще… или они думали, что такая правда отпугнет желающих.
Она судорожно выдохнула. Сделанного не воротишь. Она была отмечена, она не могла ничего поделать с солнцестоянием. Это была ее судьба, ее будущее, ее долг. Не этого она ожидала, не к этому стремилась, но конец уже был определен. У нее не было выбора.
Сжав дрожащие губы, она боролась с волнами эмоций, терзающих ее сердце.
Отчаяние, смирение, страх боролись с пылающим гневом из-за предательства тех, кто послал ее по этому пути.