Скоро на свет выплыла Мэри Шелли. Я перечислила названия ее последних романов, и Шарлотта мечтательно повторила:
— Пер-кин Уор-бек. Это не он… не он выдавал себя за одного из двух маленьких принцев, которых убили в Тауэре?
Кроме нее, я не встречала ни одного человека — кроме профессиональных историков, специалистов по эпохе Тюдоров — который бы это знал.
— Из этого вышел бы фильм, — сказала она. — Верно ведь? Я вот всегда думаю о таких самозванцах — кем они себя считают на самом деле? Может, они искренне верят, что они — те, за кого себя выдают? А ведь правда, жизнь Мэри Шелли тоже как кино? Удивительно, что про нее до сих пор ничего не сняли. Кто из актрис подойдет на роль Мэри? Впрочем, нет. Давайте начнем с Гарриет. Кто будет играть Гарриет?
Она оторвала кусок золотистой курятины и продолжала:
— Нужна актриса, которая будет хорошо выглядеть в виде утопленницы. Элизабет Тейлор? Нет, для нее это недостаточно большая роль. Сюзанна Йорк?
— А кто отец? — размышляла она вслух, говоря о нерожденном ребенке Гарриет. — Я не думаю, что это Шелли. Никогда не думала. А вы?
Все это было очень мило и приятно, но я надеялась, что мы дойдем до стадии если не исповедей, то хотя бы объяснений, личных откровений. В таких случаях как-то ожидаешь чего-то подобного. Ведь и Сильвия — за моим собственным столом — рассказала нам про городок в Северном Онтарио и про то, что Нельсон был самый умный во всей школе. Я сама удивилась тому, как жажду наконец поведать собственную историю. Дональд и Нельсон — я с нетерпением предвкушала, как выложу правду, ну или часть правды, во всей ее ранящей сложности, человеку, который не удивится и не разозлится. Я была не прочь поломать голову в хорошей компании над собственным загадочным поведением. Не оттого ли я выбрала Дональда, что видела в нем фигуру отца? Точнее. родительскую фигуру, ведь мои родители оба умерли. Не затем ли я бросила его, чтобы отомстить родителям за то, что они бросили меня? Что значит молчание Нельсона, и навсегда ли оно? (Хотя я думала, что о письме, возвращенном мне на прошлой неделе с надписью на конверте «Не проживает по данному адресу», не расскажу никому.)
Но у Шарлотты были другие планы. Мне не предоставилось возможности ничего рассказать, и мы не стали обмениваться откровенностями. После курицы бокал, стакан и другой стакан унесли со стола и наполнили приторным розовым шербетом, который проще было пить, чем есть ложкой. Потом появились маленькие чашечки с отчаянно крепким кофе. Стемнело, и Гюрджи зажег две свечи; одну вручили мне и попросили отнести в ванную комнату. Оказалось, что ванны в ванной комнате нет — только душевая кабинка и унитаз. Шарлотта сказала, что у них отключили электричество.
— Что-то ремонтируют. А может, домоуправление чудит. По-моему, с ними часто такое бывает. К счастью, плита у нас газовая. Пока у нас есть газовая плита, мы смеемся над их причудами. Мне только жалко, что нельзя ставить музыку. Я собиралась послушать старые политические песни. «Прошлой ночью мне снился Джо Хилл», — насмешливо пропела она. — Знаете ее?
Да, я знала эту песню. Дональд иногда исполнял ее, будучи в подпитии. Обычно «Джо Хилла» пели люди с определенными — нечеткими, но различимыми — политическими воззрениями, но я решила, что Шарлотта — не тот случай. Ею двигали не воззрения, не принципы. Она шутила о том, что другие воспринимали серьезно. Я не могла бы точно сформулировать, что о ней думаю. Не совсем верно было бы просто сказать, что она мне нравится или я ее уважаю. Точнее было бы — что я хотела бы жить в ее стихии и ничему не удивляться. Смеяться над собой, быть непотопляемой, мягко-ехидной, неукротимой.
Гюрджи тем временем начал показывать мне книги. С чего это началось? Вероятно, с моего замечания о том, как много их в этой квартире — я сказала что-то такое вслух, споткнувшись о стопку книг после возвращения из туалета. Гюрджи стал подносить мне книги в переплетах из сафьяна — может, настоящего, а может, поддельного, откуда мне было знать? — с мраморными обрезами, расписанными акварелью фронтисписами, гравюрами. Сперва я решила, что от меня ожидают просто восхищения, и восхищалась каждой книгой по очереди. Но потом различила упоминание о деньгах — кажется, это была первая членораздельная речь, что я услышала от Гюрджи.